Снова тишина, на этот раз, возможно, и грусть. Я смотрю на свои руки, еще такие маленькие и девичьи. Эти руки ничего не смогли бы сделать, чтобы защитить меня от тех демонов снаружи.
– Нам нужен план, – говорит Лам. – На случай, если они вернутся.
– Нет, – говорит Нам. – Не надо в это лезть. Может быть, они отстанут.
Лам качает головой, его лицо краснеет.
– Ты же слышал, что сказал этот молодой человек. В Бойсе они приходят каждую неделю. Их станет больше. Если это произойдет здесь, как мы выживем? Какие клиенты захотят приходить к нам за покупками?
– Мы не можем с ними бороться, – говорит Нам, сгорбившись, как будто где-то в его теле открылась течь. – Если мы их проигнорируем, может быть, они уйдут. Может быть, они поймут, что мы хорошие, честные люди. Что мы не хотим неприятностей.
Лам фыркает.
– Думаешь, они уйдут? Они никуда не исчезнут. Вот увидишь. Завтра, или послезавтра, или после этого они вернутся. И этот Фостер тоже вернется.
Нам хлопает здоровой рукой по столу. Я никогда не видела его таким: он уже не тот весельчак, рядом с которым я жила последние несколько месяцев. Утренние события, кажется, что-то в нем изменили. Впервые он выглядит крупнее, чем Лам.
– Ты не можешь читать мне нотации, – говорит он. – Это не на тебя напали. А на меня. И я говорю, что мы это проигнорируем.
Лам опускает глаза. Я понимаю, что он не согласен, но и ссориться не хочет. Не сейчас.
– Ладно, – говорит он, потом отворачивается. – Но если они вернутся и приставят пистолет к твоей голове, не приходи ко мне за помощью. Просто помни, ты сам сказал: игнорировать их. Проверим, как это сработает.
– Я не мог не обратить внимание, – говорит мне позже Нельсон, – на твои руки.
Уже почти вечер, и медленное отступление солнца вызывает у меня мрачное ощущение, что все нежданно-негаданно подходит к концу.
Когда чай остыл, и Нам обмяк на своем месте, я отвела его в постель, уложив так осторожно, как только могла, и приложила горячее полотенце к его животу. Нельсон предложил остаться и помочь Ламу приготовить ужин.
Я стою у окна, прокручивая в голове утреннюю сцену, когда слышу его голос за спиной. Вот оно – думаю я. Он видел мои руки и знает, что я не та, за кого себя выдаю. Его послала не эта толпа, а
– Просто давай уже. Я так больше не могу.
– Что? – переспрашивает Нельсон. – Я просто имел в виду – я обратил внимание на твои руки только потому, что они похожи на руки художника.
В третий раз за сегодняшний день Нельсон Вон меня удивляет. Я раскачиваюсь на месте, не находя слов.
– Я играю на скрипке, – говорит он и жестикулирует. – Когда я вижу художника, я его узнаю.
– Скрипка, – повторяю я. Не помню, чтобы учила это слово во время занятий по английскому языку.
–
Его китайский округлый и далекий – то, что ему пришлось поискать в памяти. Я понимаю, что он не родился с нашим языком во рту.
Тем не менее я узнаю слово. Вместе с ним ко мне приходит воспоминание, что-то скорбное и гортанное, залетевшее в открытое окно. Так могла бы звучать потеря, если бы ее превратили в музыку. Мама, закрывающая глаза и прижимающая руки к сердцу. Эта песня, говорила она, заставляла ее думать о матери.
– Извини, если расстроил тебя сегодня, – говорит Нельсон.
– Я никогда не играл на скрипке, – говорю я ему. Не знаю, почему я говорю ему правду о себе. – Но моя мама всегда восхищалась музыкантами, и я тоже.
Его лицо при этих словах светится, хотя сейчас уже темно.
– Ты должен как-нибудь зайти послушать, как я играю.
Еще раз удивил. Какая нелепая идея – это последнее, что я когда-либо ожидала услышать. Так он решил заманить меня в то злодеяние, которое запланировал? Я жду, когда мое тело снова загорится, готовая услышать предупреждение в животе. Вместо этого я слышу лишь настойчивое мурлыканье.
Это новое чувство для меня, но я не могу понять, плохое ли оно в этот раз. Но все равно, я не знаю его названия и поэтому боюсь его.
– Может быть, – говорю я Нельсону.
7
После протеста на какое-то время все затихает. Единственными свидетельствами того дня являются небольшая трещина на окне, мало чем отличающаяся от пятна или потека воды, и ушибленное ребро Нама. Я подметаю магазин, вытираю пыль между каждой банкой, бутылкой и мешочком и заполняю полки, пока они не ломятся от новых товаров.
– У нас изобилие, магазин с богатым выбором, – говорит Лам, когда видит мою работу. – Кто не захочет зайти сюда?
Нам и Лам не перестают говорить о Нельсоне, о том, что он, должно быть, хранитель, посланный присматривать за нами. Мне кое-что известно про хранителей, хочу сказать я им, когда они хвалят его рост и доброе лицо. И его проворность.
– Хороший молодой человек, – продолжает повторять Лам. – Ты мог бы кое-чему у него поучиться, Джейкоб, если хочешь жить в этом мире.