Четыре сокровища неба

Тем не менее Нам не двигается. Я не знаю, откуда он родом, что он пережил, но знаю, что с таким он, должно быть, никогда прежде не сталкивался. Что-то ударяется о стекло, и мы оба отшатываемся – кто-то бросил гнилое яблоко. Я решаю действовать; прежде чем следующий предмет попадает в окно, я поднимаю руку, чтобы опустить жалюзи. Они падают с хлопающим звуком, и в одно мгновение злые лица исчезают. Но их голоса по-прежнему как гром. Думаю, если гнилые яблоки не разобьют окно, то это могут сделать их голоса.

– Что нам делать? – спрашиваю я Нама, отступая от окна и вставая рядом с ним. – Мы не можем открыть магазин, когда такое происходит снаружи.

Нам потирает виски, зажмуривает глаза. Он что-то бормочет.

– Нам, – говорю я громко, и на этот раз кладу руки ему на плечи, встряхиваю его. – Что нам делать?

– Дай подумать, – говорит Нам слабым голосом. Он впервые звучит как старик.

– Мы знаем, что вы там, – кричит толпа. – Трусы! Подлые ублюдки! Выходите, выходите, желтомазые!

Даже с опущенными жалюзи мы слишком уязвимы, слишком незащищены. То, что лица на улице были скрыты, позволило им разрастись, превратиться во что-то гигантское и смертоносное. Они уже не люди, а звери.

– Они нас не знают, – обиженно говорит Нам. – Я должен поговорить с ними. Это все недоразумение. Да. Они должны выслушать.

Я представляю мужчину с оскаленными зубами, его прижатое к окну лицо. Я говорю Наму, что мне кажется, они не будут слушать. Но уже слишком поздно. Нам двигается с удивительной скоростью для человека его возраста, пробегает мимо меня и направляется к двери, прежде чем я успеваю его остановить. Я открываю рот, чтобы крикнуть «НЕТ», вытягиваю руку, но волнение толпы уже возросло. А потом он исчезает, и дверь за ним захлопывается.

И опять, как я чувствовала много раз прежде – быстрое, мгновенное падение страха. Я подбегаю к окну и просовываю палец между жалюзи.

Снаружи стоит Нам, его круглое тело накрепко вросло в землю. Толпа отступает при его появлении, отшатывается как один. Он что-то им говорит, и голос у него тихий и сильный. Толпа затихает. Кажется, слушает.

Но чем дольше Нам говорит, тем заметнее: что-то происходит. Толпа снова шумит, сначала глухо, потом все громче и громче, пока их тела не рычат под тяжестью гнева. Я больше не слышу голос Нама. Думаю, он и сам не слышит. Мужчина, скаливший зубы, теперь снова впереди, смотрит на Нама и кричит, его уши красные, как сливы.

И тогда это происходит – быстро, слишком быстро, чтобы я могла уловить движение. Какой-то объект пролетает мимо уха мужчины и приземляется рядом с правой ногой Нама. Нам наклоняется, чтобы осмотреть его. По тому, как он неподвижен, я понимаю: он сбит с толку, а потом охвачен ужасом. Я раздвигаю жалюзи пальцами, чтобы получше разглядеть, и вижу рядом с ним камень.

Прежде чем Нам или я успеваем среагировать, еще один камень проносится по воздуху, на этот раз врезаясь в окно прямо над моей головой. Я задыхаюсь, отрываю руки от жалюзи.

И тогда понимаю, даже не видя этого, что мир снаружи рухнул. Голоса больше не голоса, а дикое рычание. Когда я снова смотрю сквозь жалюзи, толпа рассеялась, но не для того, чтобы вернуться по домам – нет, они рвутся вперед. Я больше не вижу Нама – толпа сомкнулась вокруг него, их таблички рвутся в небо, все больше и больше камней врезаются в окна, стекла сыплются градом.

Я должна затащить его внутрь, думаю я. Они могут убить его.

Дверь совсем рядом. Я вижу ее. Я открывала и закрывала ее сотни раз. Все, что мне нужно сделать, это пройти несколько шагов, переступить через порог и выйти на улицу.

Но то, что не давало мне умереть до сих пор, удерживает меня на месте. Этот надежный инстинкт – защитить себя, убежать – возвращается, и мое тело слишком охотно его приветствует. Мое тело хорошо помнит.

– Двигайся, – кричу я. Я стою, пытаясь вырваться из себя, пока голоса снаружи достигают чего-то близкого к смертоубийству. Я кричу на свои ладони, на свои руки, на свои ноги – на части тела, которых я больше не узнаю, как не могу узнать даже сердце, что бьется во мне.

И она снова слышит меня. И она снова пришла, чтобы спасти меня. Я чувствую, как открываю рот, чувствую, как что-то длинное, загнутое и скользкое падает на пол. Из меня вылезает Линь Дайюй, и теперь она меня спасет. Спаси нас.

Я вижу, как она бросается к двери, но это делаю я. Я вижу, как ее рука сжимает ручку. Я вижу, как она поворачивает ее. Я слышу голоса снаружи, позволяю им нести меня вперед. Их ярость ошарашивает, как холодная вода. Линь Дайюй велит мне закрыть лицо руками, и я это делаю. Линь Дайюй говорит мне, что она будет искать Нама и чтобы я остерегалась камней.

Он лежит на земле, свернувшись в клубок. Толпа танцует вокруг него, пинает и плюется.

– Остановитесь, – плачу я и ненавижу свой плач, потому что кажется, не много мужчин плачет. Линь Дайюй подталкивает меня к нему. «Я убью любого, кто причинит тебе боль», – обещает она. Нам не шевелится. Я становлюсь на колени рядом с ним. Я не могу перестать плакать.