Четыре сокровища неба

– Вы, китаезы, наконец-то свое получите, – напевает он. Он вставляет ключ в замок и поворачивает его. Убийственный щелчок разносится по всему зданию. Затем они со вторым охранником уходят.

– Должно быть, это ошибка, – говорю я, поворачиваясь к Нельсону.

– Как они могут думать, что мы убили этого человека?

– Я не верю, что он действительно мертв, – рявкает Лам. – Я хочу увидеть тело. Где доказательство?

– Он не может быть мертв, – робко говорит Нам. – Кто захочет убивать человека?

– А вы что думаете? – говорит Нельсон, и нам требуется мгновение, чтобы понять, что он говорит не с кем-то из нас, а с пятым мужчиной.

В камере темно, но мы поворачиваемся к нему. Его волосы взлохмачены, губы потрескавшиеся и белые. Я понимаю, что его лицо покрыто синяками, которые еще не рассосались. Люди, арестовавшие нас, способны на такое?

Нам первым подходит к мужчине.

– Да, – говорит он, обнадеживающе и добродушно. – Кто ты?

Мужчина не привык к такому вниманию. Возможно, он этого не хочет. Он отступает, широко раскрыв глаза. Он качает головой.

– Ты можешь поговорить с нами, – мягко говорит Нельсон. – Кто ты? За что они посадили тебя сюда?

Мужчина снова жестикулирует, указывая на свой рот. Я смотрю, как кружатся его пальцы, и тогда понимаю, почему он молчит.

– Он немой, – говорю я им. Я обращаюсь к мужчине: – Ты не смог бы заговорить, даже если бы захотел, верно?

Мужчина грустно смотрит на нас. Затем открывает рот. Вместо языка извивающийся червь с пятнистой плотью. Без кончика. Нам отступает, хватаясь за Лама. Я отворачиваю голову к плечу, чтобы меня не стошнило.

Только Нельсона, похоже, это не смущает. Он кладет руку на плечо мужчины.

– Эти люди сделали это с тобой?

Мужчина качает головой, заламывая руки. Он указывает на свой рот, затем снова качает головой. Затем указывает на свой багровеющий глаз и на место, где стоят охранники.

– Должно быть, это был кто-то другой, – говорю я, сглатывая желчь. – Но синяки. Они свежие.

Мужчина кивает. Он поднимает палец и начинает чертить что-то в воздухе.

– Он пытается писать, – говорит Нам.

– Я не могу это прочитать, – говорит Лам. Я подхожу к мужчине и беру его за руку. Он смотрит на меня так, как будто его проткнули.

– Вот, – говорю я, протягивая ладонь. – Напиши тут.

Он колеблется, затем вытягивает палец, его ноготь острый и тонкий. На моей ладони он вычерчивает иероглиф, который не нужно долго расшифровывать.

– Итак, – говорю я. – Это Чжоу.

И я стараюсь не чувствовать жалости оттого, что символ его имени, 周, включает в себя «рот».

Это маленькая, но важная победа. Мы по очереди хватаем его за руки, и когда Нам снова набирается храбрости, он даже заглядывает Чжоу в рот, перечисляя травы, которые мы продаем в магазине, как будто что-то поможет отрастить отрезанный язык. Однако радость открытия быстротечна. Вскоре каждый из нас находит в камере свое место, чтобы стоять, сидеть, прижимать ноги к груди и плакать в колени.

5

Узнав о судьбе моих родителей, я все не переставала представлять их последние дни. Воображала темноту их тюрьмы, пыталась ощутить страх в их животах. Если смогу вообразить себя там, думала я, это было бы ближе всего к нашему воссоединению. По крайней мере, там, в конце их жизни, я тоже могла бы быть вместе с ними.

Теперь мне не нужно гадать, каково им было. Их тьма – моя тьма, их страх прочно засел в моей груди, и этот страх я могу наконец назвать своим собственным. Это воссоединение, которого я жаждала все время, но оно не сладкое. Что случилось, Дайюй? – спрашиваю я себя. Ты уже бывала во многих плохих ситуациях. Ты не была так напугана, как сейчас.

Но сейчас все по-другому, возражаю себе я. Ты слишком много пережила, чтобы это стало концом. Сейчас как никогда важно, чтобы ты выжила. Я не боюсь смерти. Я боюсь больше не жить. Мой голос бесцельно плывет сквозь тьму. Нам нужен план, говорит он.

Слушание, как мы узнаем от охранников, состоится на следующее утро. Я спрашиваю Нельсона, что означает «слушание». Сможем ли мы отстаивать свое дело, защищаться? Смогут ли наши постоянные клиенты подтвердить нашу хорошую репутацию? Слушание означает, что кто-то будет слушать – кто? Решат ли они нашу судьбу?

– Хорошо бы подготовиться, – говорит мне Нельсон. – Но я бы не стал слишком надеяться. Помнишь, что сказал Уильям? В Калифорнии китайцам даже не разрешили давать показания на их собственных процессах.

– Но слушание – не суд, – настаиваю я. И напоминаю о том, что кажется мне правдой: что мы должны практиковаться и готовиться, несмотря ни на что. Когда у тебя в этом мире больше ничего не осталось, по крайней мере, у тебя есть это.

Мы вместе повторяем тот день. Нам и Лам рано закрыли магазин в честь Праздника середины осени. Видели ли мы в тот день что-нибудь необычное в «Товарах Фостера»? В магазине с его таинственным ныне покойным владельцем был обычный поток покупателей. Никто из них не выглядел подозрительно.

– Мы весь день не выходили из магазина, – отмечает Лам. – Как бы мы могли убить его? У этого должны быть свидетели.

– Кроме меня, – говорит Нельсон. – Я пришел вечером, после уроков.