Четыре сокровища неба

Мисс Хармони Браун жалобно всхлипывает и продолжает:

– В тот момент, когда я вошла внутрь, я почувствовала неприятный запах. Запах, от которого желудок сжался.

– Вы можете описать этот запах?

Она вздрагивает.

– Как мясо, которое слишком долго пролежало на жаре. Слишком долго.

– А дальше?

– Я была в ужасе, – продолжает Хармони Браун. – У меня возникла мысль уйти прямо в ту минуту. Но прежде чем я успела это сделать, я увидела ладонь, без руки. На пальцах уже были опарыши. Я прошла еще немного и увидела… – тут она запинается, поднимает руку, чтобы скрыть рыдания.

– Увидела что? – поощряет судья.

– Там был он. – Ее тело завибрировало от воспоминаний. – Мистер Фостер, на полу, разрубленный на куски.

– Кто-нибудь был в магазине, мисс Браун? Что-нибудь, что выглядело необычно?

– Нет, кроме мистера Фостера на полу. Я взглянула на него и побежала из магазина прямо к шерифу Бейтсу.

Свидетельские показания окончены, ее тело сжимается. Охранник выбегает, чтобы поймать ее, прежде чем она упадет. Зрители вскрикивают от сочувствия. Судья Хаскин хлопает в ладоши.

– Мисс Браун, вы были очень храброй. Мы благодарим вас за ваше сегодняшнее свидетельство.

Охранник помогает ей выйти из комнаты. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Нельсона, который сидит справа от меня. Мисс Хармони Браун не видела, что произошло. Если это и было свидетельство, то я начинаю чувствовать надежду. Однако Нельсон не отвечает на мой взгляд. Его глаза устремлены вперед, его брови напряжены. Голос судьи Хаскина возвращается в комнату, и шепот стихает.

– Я хотел бы вызвать следующего свидетеля для дачи показаний. Мистер Лон Сирс.

Дверь позади судьи открывается. Я узнаю этого Лона Сирса – пьяного заключенного, брошенного в нашу камеру посреди ночи. Только на этот раз он выглядит совершенно бодрым, как будто ни разу в жизни не притрагивался к алкоголю. Его длинные черные волосы аккуратно собраны сзади, а краска с лица исчезла. При дневном свете его кожа блестит розовым и кремовым. Я чувствую, как Нельсон рядом со мной выпрямляется.

– Не могли бы вы назвать свое имя суду, сэр? – спрашивает судья.

– Сирс. Лон Сирс.

Краем глаза я вижу, как Нам и Лам оглядывают зал суда, как нервные птицы. Я бы хотела, чтобы они перестали двигаться – свет падает на их черные волосы, привлекая внимание к их дискомфорту. Интересно, наблюдают ли за ними другие в зале, расценят ли они это как признак вины.

– Можете рассказать нам все, что знаете, мистер Сирс?

Мужчина смотрит на нас и усмехается, как будто мы должны принять участие в его шутке. Я все еще не понимаю.

– На днях я получил телеграмму от шерифа Бейтса, – говорит он. – Он спросил, могу ли я приехать в Пирс на небольшой проект. Сказал, что у него пятеро подозреваемых в убийстве, сказал, что ему нужно, чтобы я переводил. Видите ли, судья, я выучил китайский в шахтерских лагерях Уоррена. А что еще остается, когда вокруг крякают все эти узкоглазые. Шериф Бейтс заставил меня прикинуться пьяным краснокожим. План состоял в том, чтобы я просто сидел там и слушал, как они признаются.

Я восстанавливаю последовательность событий. Этот Лон Сирс пробыл с нами несколько часов. О чем мы говорили? Я изо всех сил пытаюсь вспомнить: время, проведенное в камере, расплывается и запутывается. Никто из нас ничего не сказал, потому что никто из нас и не мог сказать ничего компрометирующего. Я смотрю на Лона Сирса, которого теперь ненавижу, желая, чтобы он ничего не выдумал.

– Так вы и сделали, – говорит судья Хаскин, как будто хвалит этого человека. – И что же вы узнали?

– Было плоховато слышно, но они говорили о салютах.

– О салютах?

– Да. И это заставило меня задуматься. Что, если китайцы запустили салют, чтобы скрыть звуки убийства? Что, если это был просто отвлекающий маневр, чтобы никто не смог узнать, что происходит?

– Интересно, – говорит судья.

Я сжимаю кулаки. Это не то, что случилось, хочется мне кричать. Мы все были там, мы все танцевали вокруг хлопушек до самого утра! Ты врешь! Но сейчас не время что-либо говорить, да и все, что я скажу, не будет иметь значения. Теперь я начинаю понимать.

– Что-нибудь еще, мистер Сирс? – спрашивает судья.

– Только одно, – говорит Сирс. – Все, что я знаю, это что они планируют выступить с каким-то опровержением. Слышал, как они говорили об этом в какой-то момент. Не дайте этим подлым ублюдкам себя обмануть. Они сделали это, и они сделают это снова, с вами или кем-то из ваших знакомых. Я работал в шахтах, я видел, как они вытесняли трудолюбивых людей, которые заслужили свое место. – Теперь он поворачивается к толпе, широко раскинув руки. – Когда они впервые приехали сюда, мы их впустили, потому что они не должны были остаться надолго. А они открыли магазины и вытеснили хороших, трудолюбивых мужчин и женщин. А теперь посмотрите, что произошло. Одного из нас убили. Кто? Как думаете, кто? Именно узкоглазые сделали это. Виновны, виновны, все они!

Пламенная речь Сирса распалила аудиторию. В конце концов, слушание не нуждается в свидетелях, понимаю я. Все, что нужно – это обратиться к страху в сердцах людей.