Долгие секунды Мастер смотрел на мальчика без какого-либо выражения на лице. Белого это нисколько не смутило. Он был зол, поэтому все что происходило воспринимал как вызов, готовый в любую минуту кинуться чуть ли не в драку.
– Хорошо. Держи, – доставая из переднего кармашка на своем поясе маленькую склянку черной жидкости, сказал Кутред.
Медлить Дамаск не стал, быстро пересекая каюту. Он уже было потянулся к крохотной бутылочке, которую Мастер держал двумя пальцами за горлышко, как неожиданно мужчина зажал ее в кулаке, с неподдельным интересом спросив:
– Позволь задать тебе вопрос, Дамаск.
Белый перевел недовольный взгляд с кулака на загорелое орлиное лицо капитана корабля. Посчитав, что, в общем-то, за целебное зелье можно и ответить на вопрос, маг с серьезным выражением произнес:
– Задавайте.
– Ты всегда говоришь правду?
Дамаску вдруг показалось, что от его ответа зависит многое.
– Всегда, – после недолгой паузы, сказал он.
– Почему?
– Почему? – переспросил Дамаск, слегка не поняв вопроса, так как считал ответ очевидным.
– Да. Почему? Разве ты никогда никого не обманывал?
Белый задумался. Вспомнив пару случаев своего обмана, он честно признался:
– Обманывал. Четыре… а, нет, пять раз. Но и эти случаи мне неприятно вспоминать.
– Почему? – не унимался Мастер.
Дамаск вдруг остро ощутил, что теряет время, поэтому с раздражением посмотрел в черные глаза Кутреда, наполненные любопытством.
– Почему мне неприятно вспоминать вранье?
– Да. Почему тебе так неприятно говорить неправду?
– Потому что это низко и подло. Лучше уж ничего не говорить, чем врать.
– А как же ложь во спасение?
– Ложь во спасение придумали трусы, которые боятся ответственности за свои поступки, – нахмурив брови, ответил Дамаск, не понимая, что именно Мастер хочет услышать от него.
– А ты не боишься ответственности за свои поступки?
Прямо глядя в глаза Кутреду, Белый бросил жесткое:
– Нет.
Ничего не говоря, Мастер разжал кулак и протянул бутылочку мальчику. Дамаск также молча, почему-то даже не испытывая желания поблагодарить за столь ценный дар, взял зелье и зашагал к выходу. Но не успел он взяться за ручку двери, как его вновь остановил голос квихельма:
– Ты обрел способность управлять магией седмицу назад?
– Шесть дней, – поправил Белый, разворачиваясь лицом к мужчине.
– Известны ли тебе руны? – поглаживая короткую с проседью бородку, спросил Мастер.
– Нет.
– Какой стихией ты тогда управляешь?
– Всеми, – без раздумья, ответил Дамаск.
Брови Кутреда дрогнули, но он поспешил скрыть свое удивление.
– Могу я задать тебе личный вопрос?
Прежде чем ответить, Белый громко вздохнул.
– Можете.
– Считаешь ли ты темнокожих людей близкими к фархарам?
У Дамаска даже лицо вытянулось от такого глупого вопроса.
– Нет, конечно! – возмущенно воскликнул он. – Мой лучший друг темнокожий. Он хороший человек. И если вы считаете, что люди с другим цветом кожи чем-то хуже, то мне вас жаль.
Губы Мастера Кутреда сложились в некое подобие улыбки, и он с каплей снисхождения в голосе произнес:
– Нет, Дамаск, я так не считаю. В Квихле много темнокожих квихельмов, и ни один из них не уступает квихельмам со светлой кожей, а зачастую и вовсе превосходят.
Белый совсем запутался, не понимая, зачем Мастер задает ему все эти вопросы.
– Могу я теперь идти? – помрачнев, спросил он.
– Последний вопрос, Дамаск. Ты взял это зелье для себя?
Здесь явно чувствовался какой-то подвох, но Белый все равно ответил честно:
– Нет, для своего друга.
Мастер удовлетворенно кивнул головой.
– Хорошо. Теперь можешь идти, Дамаск.
Без лишних слов Белый вышел из каюты с ощущением, что он рассказал что-то очень важное, но сам не понял, что именно.
– Аааааа! Это яд! Яд! Ты убил меня! Ааааа! – вопил как резаный Шах, стоило ему выпить квихельского эликсира.
Растерянные Дамаск и Бирм, как две испуганные перепелки, лавировали возле кровати бившегося в конвульсиях скорпуса, не зная, что предпринять. Вроде бы зелье должно исцелять, но эффект был таков, что, казалось, Шах доживает последние минуты, мучаясь в предсмертной агонии.
– Что ты ему дал!? – в панике крикнул Бирм Дамаску.
– Целебное питье! Питье целебное! – суетливо бегая вдоль кровати, возопил Белый, не понимая, что происходит.