Неподалеку от реки Зальцах скопились сотни танков, но вся эта армада глыбилась нагромождением стали, забытой и недвижной.
Репнин опустил бинокль и вновь поднял его к глазам, повел севернее, где еще недавно стоял железнодорожный мост.
Отсюда до Мюнхена всего сто сорок пять километров. Немцы разобрали рельсы на целом перегоне, а мост взорвали. Вон его пролеты и фермы, из воды высовываются.
А рельсы пошли в дело – на той стороне непрерывно идут то ли девять, то ли двенадцать линий обороны. И когда они только успели?
Геша посмотрел на часы. Без пяти четыре. Скоро начнется…
Стянув танкошлем с головы, он прислушался.
– Летят вроде… – ясно донесся голос Бедного.
– Рано еще… – раззевался Борзых.
– Да точно тебе говорю!
Гул словно проявился в небе – вот не было, и вдруг стало опадать низкое угрожающее гудение. В призрачно-серых сумерках проступили черные точки над обрезом гор – это шли самолеты.
Сотни, тысячи самолетов!
Первыми прошли «Пе-8», они летели очень высоко, поэтому обходились без сопровождения, не боясь атак «мессеров» и «фоккеров».
Второй волной накатывали «Ту-2», «Ил-4» и еще какие-то новые машины. Истребители прикрытия страховали их снизу и сверху.
Ужас и восторг!
У Репнина мурашки по телу шли. Здесь, на границе Баварии, повторялось то же самое, что 22 июня 1941 года творилось в Белоруссии.
Издалека донесся гром разрывов – началась бомбежка. «Пешки» да «туполевы» уничтожали аэродромы, железнодорожные узлы, военные объекты, заводы, не гнушаясь жилыми кварталами.
Око за око, город за город.
Первым запылал Фрайлассинг, стоявший у самой границы. Потом дымы пожарищ поднялись в небо над Тайзендорфом.
Было заметно, как работают немецкие зенитки – вспышки так и мерцали из тени, затянувшей землю. И тогда нагрянула целая стая «горбатых» – штурмовики трудолюбиво утюжили ПВО и мешали позиции с землей и кровью.
Геша усмехнулся и поглядел на часы. Партитура наступления расписана по минутам, хоть сверяй. Сейчас очередь артиллерии.
Забухало. Прерывистый грохот пальбы ширился и ширился, сознание, бедное, терялось от немыслимого размаха артподготовки. А орудия били и били, пуская «огненный вал» по линии обороны немцев. Били 152– и 203-миллиметровые гаубицы большой и особой мощности, МЛ-20 и Б-4. Били пушки калибром поменьше, зато палили чаще – вся местность впереди сверкала вспышками и дыбилась землей, выброшенной взрывами.
И весь этот ад клокотал отсюда и до самого Пассау, где наступал 2-й Украинский фронт.
Казалось бы, чудовищнее этого архейского светопреставления и быть ничего не может, но нет – вот на гром и грохот наложился дикий, уничтожающий рев «Катюш» и «Андрюш», выпускавших 300-миллиметровые реактивные снаряды.
«Лисьи хвосты» выхлопов пронизывали темно-синее небо быстрыми росчерками, этот летучий огонь скрещивался, пересекался и рушился, рушился на немецкие позиции, хотя, казалось, что после артподготовки там уже нечего и некого уничтожать – выжженная земля.
– Пора, – решил Геша и скомандовал: – По машинам!
Его расчет оказался точен – пока артиллеристы расходовали боезапас, саперы навели понтонные мосты и пустили вперед танки-тральщики.
Одних их не оставили – над тральщиками кружили «Ил-2», страхуя от ненужных встреч.
Едва Репнин занял свое место в 102-м, Борзых крикнул:
– Приказ выдвигаться!
– Иваныч, вперед!
– Есть!
Мощно урчавшая машина взревела и легко взяла с места, покатилась, освобождая дорогу 2-му батальону – командиру лучше находиться не впереди, а на фланге.
Когда под гусеницами танка промахнула воображаемая линия государственной границы Великого Германского рейха, Репнин злорадно усмехнулся: скоро вы узнаете, товарищи немцы, каково это – жить в оккупации!
В принципе, уже Вена находилась в границах Третьего рейха, поскольку Австрия была присоединена к Германии еще пять или шесть лет назад, но у Геши было свое понимание географии.
Порядка десяти километров танки бригады проехали по перепаханной снарядами земле, где не уцелело ничего живого, и лишь потом начали попадаться отдельные доты.
Дотами занимались экипажи Полянского – 122-миллиметровые и 130-миллиметровые снаряды исправно гвоздили даже бетонные укрепления. Осколки и очереди пуль барабанили по броне 102-го, хотя не для всех экипажей наступление выглядело как триумфальное шествие – три «сороктройки» были подбиты из фаустпатронов.
Контейнеры динамической защиты не пропустили гранаты к башне или корпусу, но выбили катки у одного танка, распустили гусеницу у другого, а третьему и вовсе не повезло – кумулятивная струя прожгла корму. Солярка вспыхнула, дизель заглох.
102-й катил по земле, похожей на колоссальную губку из-за множества воронок. Развороченный дот, горящий танк или догоревшая САУ «Хуммель» – такие тут были достопримечательности.
Деревья было жалко – иные стволы буквально измочалило осколками, или обкорнало, укоротило наполовину, или раскололо сверху донизу.
– Тащ командир! – подал голос Федотов. – Двадцать влево – «Королевский тигр»!
Репнин пригляделся. Ага…