— Шелль Трой сейчас в Утренних горах, — терпеливо, как ребенку, начала пояснять мне Кирстен — Ты сам пытался пробиться на аудиенцию к Наместнику. И как? И это ты, человек из знатных. А кто станет слушать меня — тень? Да еще по сути предавшую свой клан? Матриарх возможно могла бы помочь, но я не знаю её лично, зато знаю как ведут дела мои сородичи. Велика вероятность, что рассчитав силы и свои перспективы в будущей войне, она просто отрежет мне голову и отправит её дядюшке в качестве примирительного дара. А после объединит с ним усилия. Как понимаешь, рисковать головой я не могу. Головы мы не регенерируем. Можешь так и записать в свои бумажки. А насчет старшей Трой… Её никому не достать, ни Кирсану, ни мэрийским чиновникам. Когда начнется резня, если она сможет собрать вокруг себя Безымянных¹, то ваши расы получат большой бонус в будущей войне. Но Безы служат только Мэру. И если Кирсан приставит Селену к мэрству, то Безымянные будут обязаны выполнить все её приказы. Даже если это будут приказы моего дядюшки, высказанные её словами, в результате пыток например.
— Идиотизм, — фыркнул Зорон.
— Традиции Города, — пожала плечами Кирстен. — Безымянные присягают на верность Мэру, Мэром может быть только Трой, а огласить нового Мэра можно только в Мэрии и никаким другим образом. А если Кирсану удастся сегодня договорится с нагами…
— То, как я понимаю, нам уже можно готовиться к роли передвижных бурдюков с питательной смесью? — уточнил доктор.
— Именно, — хмыкнула Кирстен, осмотрев человека с ног до головы. Нехороший такой взгляд. Оценивающий. Видно в качестве бурдюка, врачеватель полностью её устроил, и она продолжила:
— Хотя более чем уверена, дорвавшись до власти, наши станут пожирать вас целиком. Не экономя ресурсы, как сейчас. В смысле, не жалея, и не сохраняя донорам жизнь и здоровье, — Кирстен сделала паузу и посмотрела в сторону окна. Что–то учуяла? Но она вновь вернулась к рассказу. — Я узнала обо всем этом вчера. И, мягко говоря, не сошлась во взглядах с дядюшкой. А он у меня довольно… вспыльчив. Запер в комнате. Тогда я и разбила стекло. Когда три стены каменные, а дверь железная и толщиной в мою ногу, самый простой выход — через окно. Хотя это была скорее прозрачная стена, чтобы следить за мной каждую секунду, как за рыбой в аквариуме. Кирсан никогда мне особо не доверял.
— А где ты Марка–то подобрала? — Зорон так и не уловил, как она встретилась с его соотечественником.
— Ну, я почти добралась до этого момента, — тень впервые улыбнулась. — Я была в таком бешенстве, расколотив эту стеклянную стенку, что не подумала о последствиях. До того, как сделала, мне эта идея казалась довольно–таки хорошей. Осколки, тысячи осколков, — она поежилась. — Везде, по всему телу. Глубокие раны, мелкие раны, царапины, стеклянная крошка в глазах. Я впервые ощутила по настоящему, что такое боль. К счастью Кирсан уже уехал. А то, вероятно, добил бы меня, а остальным сказал бы, что так и было. Я ничего не видела. Сама не знаю, как доползла до другой улицы Сумерек. Марк меня подобрал именно там. Один сплошной окровавленный комок боли. Он спас меня. Добровольно предложил себя в качестве питания. Чтобы я смогла залечить раны. И… в нем не было страха или корысти — только доброта и желание помочь. Остальные проходили мимо, я чувствовала их запах, но была слишком слаба, чтобы напасть, да и не видела в этом смысла. А потом… сквозь пелену боли я почувствовала тепло…
Её голос, её глаза были наполнены такой потрясающей благодарностью, что Зорон впервые в жизни ощутил чернейшую зависть. Вряд ли когда–либо он заслужит такой взгляд.
— Марк принес меня к себе, он дал мне все, что я и не посмела бы просить.
— Я бы тоже помог тебе, — тихо сказал Зорон. Тень улыбнулась:
— Ты — доктор. Он — нет. Для него это не было обязательным или делом чести. Да и многие доктора просто прошли бы мимо. Сомневаюсь, чтобы кто–то из них помог мне, и я не осудила бы их за это. Когда я пришла в себя, Марк дал мне одежду и обувь. Мои вещи мы сожгли вместе с домом, чтобы тени, обнаружив мое отсутствие, не выследили меня по запаху.
— У тебя нет запаха, — хмыкнул Зорон. Для человеческого нюха эта тень действительно почти не пахла, разве что слегка — пылью.