Четыре времени жизни

Позавчера ночью я не могла уснуть. Крутилась часов до четырех. Было то дурманное состояние, когда кажется, что спишь, но при этом чётко понимаешь, что не спишь. Вроде если лежишь без движения, то это смахивает на сон. Но мозг твой продолжает пилить проблемы без остановки, поэтому отключиться не получается. И в эту тяжёлую бессонную ночь я думала о тысячи жизнях. Тех, которые мы не помним, когда умираем и рождаемся вновь. Тех, которые проигрывает актёр, а мы ему завидуем, оттого что нам не дано ни этого таланта, ни этой славы. Тех, что мы читаем в книгах, а некоторые и пишут, но вот некоторые из некоторых так затраханы, что даже прописать ничего не могут, хотя бы и должны. А потом вдруг я осознала, что каждый из нас действительно проживает тысячи жизней и даже помнит их. Мы живём эти жизни во снах. Там всё настолько настоящее, что не может быть ложью. Мы чувствуем боль, радость, прикосновения, слышим крики, чувствуем запах пожара, тяжесть воды, в которой плывём, и даже сопротивление воздуха, в котором машем руками словно крыльями. Мы абсолютно знаем в каждом сне, что реальность – именно здесь. Не может быть, чтобы в это время мы спали где-то на подушке, или автомобильном изголовье, или уронив голову на руки за столом. Нет, мы живём здесь и сейчас, в том мире, когда наше тело перестало бороться с сознанием и поддалось на его уговоры. Мы спим и не спим. Мы живём тысячи тысяч жизней, иногда настолько реальных, что выныриваем из них в поту. Или с дрожью. Или помним даже запах, и долго держим его в голове уже утром.

Однажды очень давно, наверное, ещё в школе, мне приснился сон. Бесконечная пустыня с потрескавшейся землей, словно высохшее дно океана. И такой розовый рассвет, что розовым вокруг кажется всё: и небо, и такие далёкие горы, что они словно бы дымка, и земля с глубокими рубцами, и одинокое строение. Оно кажется абсолютно розовым, даже известь. Это церковь. А на ней огромная фреска – Богородица со Спасителем на руках. Меня крестили в летнюю Казанскую и, наверное, это была она, хотя сон тот пришёл явно раньше крестин. Я стою перед этой розовой церковью в розовой пустыне и розовом воздухе и чувствую такое спокойствие и умиротворение, что помню его до сих пор, хотя прошло уже лет тридцать. Я так хочу увидеть это место снова, хотя абсолютно не воцерковленная, и вера моя, когда-то подвергавшаяся остракизму, получила такое хлёсткое подтверждение, словно разбилось грязное стекло, и я увидела мир таким, какой он есть в действительности. Сколько бы меня не убеждали и не приводили факты, я абсолютно уверена, что в одной из квантовых вселенных эта розовая пустыня лежит под розовым небом и бережёт для меня розовую церковь.

Иногда бессонные ночи вытаскивают из нас очень важные вещи.

* * *

Многие сочтут это блажью – половина области утонула, вторая половина горит. Простите меня, те и другие, но мне нужно спасать себя.

Последние серии новой «Большой маленькой лжи» вывернули меня наизнанку, буквально слёзными железами наружу. С момента как у Бонни заболела мать, я не могу остановиться. И сериал уже закончился, и я посидела в тишине, но слёзы всё текут и текут. Я видела, как рушится моя собственная жизнь и жизни близких. Когда в один момент человек лишается опоры и его начинает мотать в разные стороны. Я не знаю никого, кто стоял бы как прежде, когда у него выбивают стабильность из-под ног. Героиня Уизерспун говорит об этом с трибуны – перестаньте говорить детям о хэппи-энде, перестаньте обещать, что всё будет хорошо, потому что ничего хорошо не будет.

Этот пост зрел три дня, и каждый раз я находила какие-то доводы, что вообще не надо об этом, и всем плевать, потому что у каждого своё. Но БМЛ вытащил это из меня, как на том суде, и я поняла, что лучше сегодня, чем опять засовывать эти мысли поглубже.

Я тоже тону, только нет ни одного полицейского участка, куда я могла бы прийти и сознаться в преступлении. Когда-то я потеряла опоры и, казалось бы, научилась стоять, но чуть малейший ветер – всю свою устойчивость теряю. Нет никакой храброй Оли, есть только человек, который не может выбраться из ямы. Я даже собственное тело победить не могу. Каждый раз, когда подхожу к дому, я накручиваю себя, давай, иди пешком, тебе надо шевелиться, уже дыхалка никакая, ты не можешь на себя смотреть, давай, иди через силу. А потом на площадке позорно нажимаю кнопку лифта, которого боюсь ужасно и всю дорогу до своего этажа молюсь, чтобы не застрять или не оборваться. И где-то в голове я думаю, да, вот придет день, и я как займусь собой, как начну приводиться себя в порядок. Но в глубине души я знаю, что не займусь и не начну. Потому что, кажется, всё, я сдалась. Именно поэтому я тону.

Может быть это всё погода: когда дождь, то всё такое мокрое, вот и лицо моё тоже. Даже не знаю, зачем пишу: жалость мне не нужна, а мотивировать себя могу только я сама. Хотя жизнь показала, что уже и мотивировать не могу. Я так хочу, чтобы меня полюбили, но даже сама себя полюбить не могу.

* * *