Вчера был адок, сегодня ад, а завтра адище. Для человека, который имеет к вечеру на телефоне 300 шагов, увидеть цифру в 4000 – верный признак к больным ногам на следующее утро. Итак, где я была. Встала в шесть (чуть не умерла уже на этом этапе), в 8:30 наворачивала круги у кое-какой администрации; в 9 совещание, в 10 в офисе, закинулась в столовке быстро яичницей (потому что дома завтракаю только в выходные), совершила три подвига с бумагами и поскакала в гимназию. Там находили ещё сколько-то, разругались с архитекторами, нашли решение, сфотала котика, обнаружила у Пушкина в руке волшебную палочку, поскакала на съёмки в Стрижи. Там сделали постановку сцены: откуда, куда, кто, что – закончили, группа разошлась дальше по локации, а я поскакала в офис. Пока доскакала, встретила сгоревшую на Пискунова машину, аварию на Красноярскую, чрезвычайно милую женщину-таксиста, которая очень вежливо и тактично говорила другим водителям «куда ты едешь, тварь», «езжай паси баранов в своих горах», «чтобы вы все подохли» и тому подобное. Если бы не ключи от квартиры, которые срочно нужно было вернуть в офис, потому что срывался показ для клиента, я бы вышла на середине маршрута и поехала на другом такси. Мне хотелось закрыть уши и кричать, как это делают маленькие дети. Фу, отвратительное нацистское поведение. Потом я работала до восьми и долго тряслась на улице в ожидании машины уже домой. Жрать с прошлой недели нечего. Горячую воду так и не дали. Я лежу тряпочкой на стуле.
Завтра работа, вечером одни съёмки, потом концерт и другие съёмки, а потом я, видимо, ёбнусь.
Неделю назад обменяла ценную информацию на поход к врачу. Сегодня пошла отрабатывать ценную информацию. Ходила в Луку, там хоть и дорого, но мне нравится. Когда выбирала на сайте специалиста, очень мне она не понравилась. Думаю, фу, злая какая-то, а вот вторая ничо, глаза добрые, не будет меня гнобить за мой режим. Но получилось, что попала именно к злой. Она оказалась очень приятным человеком. Рассказываю ей анамнез, но как рассказываю, как я обычно тут вам всё рассказываю, когда вы то ржёте, то плачете. Рассказываю, рассказываю, саму два раза до слёз пробрало (в эти моменты я отворачивалась и говорила – фу, нельзя плакать), потом опять рассказывала. Когда закончила, она уже даже не записывала, просто в кресле откинулась и слушала. Вы, говорит, такая интересная! И глаза у неё аж лучатся. Давно на меня никто таким влюблённым взглядом не смотрел. При опросе я не отрицала ни вредные привычки («пью я»), ни образ жизни («весь день на жопе, щас вот только концерты закончатся, и опять буду на жопе»), ни характер питания («солёное и жирное, да»). Однако в отданной на руке выписке было указано «вредные привычки отрицает». А я ведь не отрицала. Что же, говорит, мне вам в диагнозе написать? Я говорю, напишите «отчаялась». Она сидит, смеётся. А мне ведь не смешно. Отправила меня на две процедуры. Одну я не делала никогда, вторую делала много раз. В первой меня долго тыкали специальной палочкой, давили на все мои нежные места, проверяли на прочность кости, и всё равно в исследовании написано, что всё неточно. Ну ладно, не всё, один диагноз абсолютно железобетонно подтвердили. Но я исследователю сказала, что я не в претензии, потому что через тот слой сала, что есть, довольно сложно дотыкаться даже специальными палочками. Мне казалось, что длится это бесконечно, было больно, неудобно и я очень хотела уйти. Вторая процедура была быстрая, дольше укладывалась на кушетку. Пришла опять к врачу. У неё были пациенты, я почти час сидела на красивом диване и рассматривала плакат напротив про красивую улыбку за один день. Потом врач вышла, посмотрела бумажки и говорит, ну вот, давайте меняйте лекарства и будем делать мониторинг. К больному месту нацепят оборудование, с которым я буду есть, спать, работать и даже ходить в туалет. Ничо я вам не расскажу, потому что, во-первых, есть врачебная тайна, моя собственная, а во-вторых, будьте этичны, не лезьте в душу. Почти каждый специалист сегодня спрашивал про хрень в голове, из-за которой я стала толстой и на фоне полноты нажрала с психу ещё килограммов тридцать, и когда я планирую делать операцию. Я говорю, не планирую вообще. Нечего лезть в голову, если это не последний шанс. Они жали плечами, странные люди. Себе в мозг лезьте. В моей жизни было достаточно похорон из-за врачебных ошибок, спасибо.