Четыре жизни. 2. Доцент

Уважаемый читатель! Из предыдущего текста хорошо заметны метания молодого доцента, стремление утвердить «своё место под солнцем». Девятилетний «бег с препятствиями» проходил в Тюмени с переменным успехом.

Объём выполненной научной работы, на мой взгляд, достаточен для оформления диссертации, ректорат активно загонял в двухлетний творческий отпуск — докторантуру. Но в 1973 г. прошла очередная «революция» в Высшей Аттестационной Комиссии (руководителем назначен профессор Кириллов-Угрюмов). ВАК, под благим намерением повысить качество диссертаций сделала практически невозможным успешную защиту докторских диссертации без столичной научной крыши. Государственная власть опомнилась лет через 15, когда исчезли доктора наук самого работоспособного возраста 35–50 лет. В 90-е годы другая крайность, докторскую степень получали люди, которые в 70-е, возможно, не защитили бы и кандидатской диссертации. Хаос в России стимулировал многих «деловых», политиков к получению учёной степени, учёного звания любым путём, как когда-то руководители разного уровня добывали дипломы о высшем образовании. Не столько обидно, как противно!

Лизать задницы даже крупных научных черепов не приспособлен, не тот характер. И всё-таки сделал две попытки выйти на столичную научную элиту. Первый раз я обратился в октябре 1975 г. к профессору ленинградского технологического института О.Ф.Гинзбургу, куратору группы повышения квалификации. На просьбу оценить мою тематику, уровень и объём выполненной работы Гинзбург, не дослушав обращение, начал рассуждать: почему все приезжие с периферии стремятся защищать докторские диссертации? После такого приёма у меня даже отпало желание заниматься по утрам обработкой эксперимента и написанием статей, в дневнике бесконечная тема скуки. Цитирую типичные мысли, записанные в Ленинграде.

19.11.75 г….Обычно до обеда пишу, а затем выезжаю в город. Довольно часто перепад настроения, то появляется желание форсировать докторскую, то полная апатия. Иногда хочется всё бросить к чёртовой матери, но как-то уж всё засосало. И я боюсь, что если уйду от студенческой среды, то как человек совсем закисну. Всё-таки очень трудно навожу контакты и не умею удерживать те контакты, которые есть. Не знаю, является ли это признаком большого самомнения (но ведь в душе этого нет, скорей даже не хватает) или отталкивает окружающих слишком мрачный вид в трезвом состоянии. Но не могу же я ради хорошего вида начать систематически пить. При моём хилом организме быстро бы опустился на уровень Шеломова [спившийся и погибший от пьянки талантливый доцент ТИИ] или ещё ниже.

Но ведь появляется же энергия, когда возникают препятствия, казалось бы непреодолимые. Так было и с кандидатской диссертацией, так и при конфликте с Магарилом. Во всех этих случаях я имел поддержку хоть нескольких человек. С докторской же я не имею поддержки даже от жены. Только Коля Иванов всё время подгоняет, но в данном случае это не та поддержка, которая придаёт уверенности в своих силах. Все остальные, кто с нами контачат, в лучшем случае праздно наблюдают, а то и по мелочам палки в колёса ставят. А уж если защищусь, не дай бог, сразу появятся «друзья». И все будут «соучастниками в борьбе с Магарилом» и всякого рода помощниками…