Четырнадцать дней

Первые ярдов тридцать или около того Элайджа медленно и легко пробирался через стоячую воду, а затем явно пересек некую разграничительную линию: вышел в основное русло и, словно ядро, вылетел из пушки – так быстро и внезапно его понесло по течению. Он мгновенно осознал полную невозможность бороться с таким потоком. Страшновато, когда тебя несет столь мощная сила, но, отдавшись ей, Элайджа почувствовал настоящую эйфорию.

Встречные потоки сталкивались друг с другом, вздуваясь водоворотами, взбаламучивая воду, покрывая ее поверхность рябью. Он чувствовал, как река сдавливает его со всех сторон, стараясь схватить дерзкого чужака. На стремнине он полностью потерял ощущение скорости. Иногда ему казалось, будто он вообще застрял, но, оглянувшись на берег, видел, что, напротив, как он выразился, «несется с бешеной скоростью» – без всякий усилий скользя по главной канализационной трубе страны.

На вкус вода в реке оказалась обычной речной водой: полной питательных веществ, слегка отдающей металлом, со слабым, не вызывающим отвращения намеком на водоросли и рыбу. Он не знал, каков на вкус диоксин, но его рецепторы не обнаружили ничего странного: ни терпких ноток «Монсанто», ни приятного послевкусия от «Доу кемикал».

Неожиданностью оказался песок. Элайджа впервые плавал в настолько мутной воде: вся грязь с севера текла на юг. Конечно же, это была просто чистая, хорошая почва, но она попадала в глаза, покрывала язык, забивала ноздри и скрипела на стиснутых зубах. Он читал, что в старину речные лоцманы каждое утро гордо выпивали большой стакан этого крупинчатого напитка – здоровья ради. Природный «псиллиум»!

Под водой раздавались такие звуки, словно рисовые хлопья в тысяче мисок лопаются одновременно. Должно быть, так звучали несметные тонны отложений на дне реки – клубящееся облако прямо под ним.

Теперь он быстро продвигался вперед. Нагрузка на мышцы чувствовалась неплохая, но если считать пересечение Миссисипи вплавь подвигом, то он скорее душевный, чем телесный, больше мысленный, чем физический: любой более-менее приличный пловец сумел бы переплыть.

И все же Элайджа невольно хихикнул. Неужели он и в самом деле плывет через реку? Даже вообразить такое трудно, хотя, учитывая его происхождение, что здесь странного? Точно так же какой-нибудь парень из Памплоны, возможно не в самом юном возрасте, решил бы наконец побегать с разъяренными быками. А он плыл… через… реку… Миссисипи. И на удивление чувствовал себя как дома, словно именно здесь ему и следует быть, словно это место принадлежит ему, а он принадлежит этому месту.

Элайджа медленно продвигался к густо заросшему берегу, где мускатный виноград душил в объятиях ивы и кипарисы. Затем, протянув левую руку, он прикоснулся к великому штату Теннесси. Ему понадобился почти час, чтобы добраться до противоположного берега, и его унесло на несколько миль вниз по течению. Он оглянулся на Арканзас, наслаждаясь своим достижением. Вымотанный, откашливающий речную воду, но все равно на седьмом небе от счастья.

Через несколько минут, шлепая по мелководью и начиная стягивать с себя гидрокостюм, он краем глаза заметил какое-то движение: вспышка, всплеск воды, внезапный рывок в сторону. Он не успел осознать, что происходит, как его кто-то схватил за руку, сбил с ног и опрокинул в воду. На мгновение Элайджа почувствовал нечто огромное и тяжеленное.

А потом неизвестный нападающий его выпустил. Элайджа разглядел только хвост и спинной плавник, размытое пятно из оливкового цвета шипов и покрытой слизью чешуи, прежде чем существо исчезло из виду. Наверняка он никогда не узнает, но инстинкты ясно подсказывали ему, что произошло: он наступил на дремлющую аллигаторову щуку, и испуганный динозавр вцепился ему в руку.

Сняв гидрокостюм, Элайджа увидел ряд глубоких проколов. Чудище пометило его длинным аккуратным рядом отпечатков зубов. Странно, но крови не было совсем, и боли он не ощущал.

Остаток дня Элайджа провел, добираясь пешком до ближайшего города, затем поймал попутку до Мемфиса, после чего вместе с Флоренс поехал через мост в Арканзас за своим грузовиком и походным снаряжением. Когда он наконец добрался домой, рана уже начала гноиться и болеть. Длинные ряды отметин стали неровными, чесались и кровили. Элайджа решил, что само пройдет.

Однако наутро он проснулся от резкой боли, а вверх и вниз по руке поползли угрожающие красные пятна. Укус рыбы обеспечил отличные входные ворота для какой-то весьма неприятной инфекции.

Через несколько часов предплечье жутко распухло, кожа натянулась и стала горячей на ощупь. Элайджа тяжело дышал. У него закружилась голова, его бросило в жар, и он рухнул на пол.

Ему все же удалось дозвониться Флоренс. Она примчалась и отвезла его в больницу Святого Иосифа, где мы диагностировали септический шок.

«Говорила же тебе, не надо лезть в эту чертову реку!» – в ярости воскликнула Флоренс.