Читаем Четырнадцать дней полностью

– Как видите, я оказалась в Нью-Йорке, но мое детство прошло не здесь, а на другом конце страны – в Лос-Анджелесе. Я родилась и какое-то время жила в Инглвуде, который запомнился моей маме своими домиками в испанском стиле с крышами из красной черепицы. Я про него ничего не помню. Мои воспоминания начинаются с переезда в Редондо-Бич, на улицу, которую городские власти решили назвать переулком.

Мы заселились в квартиру на Карнеги-лейн, расположенную между Рокфеллер-лейн и Вандербильт-лейн. Многие жилые комплексы на нашей улице имели плоские крыши, а фасады были покрашены в оттенки кофейного цвета – эспрессо и латте, а также капучино и мокка разнообразия ради. Припаркованные у обочины машины были в основном золотистые, светло-коричневые или темно-зеленые – примерно тех же оттенков, что и кухонная техника.

Мы с мамой жили на первом этаже. Двое моих подруг, сестры, жили в соседнем комплексе – очень узком и вытянутом здании с навесом для автомобиля на первом этаже и квартирами над ним. Мы часто играли на длинной подъездной дорожке, бросая мячики или прячась между машинами.

Однажды днем мы не играли, а ждали фургон с мороженым, покрытый выцветшими на солнце наклейками и издающий птичьи трели. Скрестив ноги, мы сидели на тротуаре и пересчитывали оставшиеся в пачках сладкие «сигареты». У меня была жевательная резинка, завернутая в бумажные трубочки, а у подружек – сахарные конфеты с покрашенными красной краской кончиками. Нас окружали звуки обыденной жизни: лай собак, гул разговоров, гомон состязавшихся в громкости телевизоров и радиоприемников.

Высоко в безоблачном небе висело солнце. От асфальта исходили удушающие волны жара, на фоне которых белоснежный «корвет», свернувший на нашу улицу, казался еще более удивительным. Стройный и длинный, с преувеличенными изгибами крыльев и скошенным капотом – прекраснее машины я в жизни не видела.

Яркий, сияющий кабриолет служил идеальным обрамлением для потрясающей женщины за рулем. Ее темные волосы были собраны в тугой пучок. Белая одежда прекрасно подчеркивала густой карамельный оттенок кожи. Огромные темные очки защищали глаза от безжалостного солнца. Широкие полные губы покрывала помада темно-бордового цвета; тонкие плечи и грациозная шея делали линию подбородка еще более элегантной. Подобно машине, ее хозяйка показалась мне каким-то неземным видением.

«Корвет» ловко въехал на парковку, предназначенную для потенциальных жильцов. Мы втроем с открытыми ртами наблюдали, как женщина вышла из него, явив нашим взорам аппетитно изогнутую фигуру, под стать своей машине. Затянутая в облегающее белое платье с тонкими бретельками, завязанными на шее, она пошла к офису управляющего, неторопливо постукивая по асфальту туфельками на шпильке.

«Мистер Хоган!» – выдохнула моя подруга Тара с вытаращенными глазами.

Мы засмеялись, представив, как управляющий мистер Хоган поднимает голову и видит входящую в его офис богиню. Он был счастливо женатый добряк и не слишком ругал нас, когда мы играли вокруг припаркованных машин. Но рядом с такой женщиной наверняка потеряется. Просто на нашей Карнеги-лейн подобные видения встречались нечасто. То есть вообще никогда.

Тара, Торри и я закрыли-таки свои разинутые от восхищения рты и подошли к «корвету» поближе. Вокруг него еще витал насыщенный аромат духов с цветочными и мускусными нотками – запах богатства, красоты и тайны. Салон машины выглядел идеально чистым, без намека на что-либо постороннее.

Минут двадцать мы слонялись вокруг, пока незнакомка сидела в офисе, а когда она вышла, выпрямились по стойке смирно. На секунду, пока она снова не надела очки, мы увидели ее лицо. Большие темные глаза с густыми длинными ресницами были подведены черным. Позднее, когда я описывала ее, слушатели непременно вспоминали Софи Лорен или Ракель Уэлч, а я всегда напоминала им о Нефертити – женщине, которую мы представляем себе царственно-величавой.

«Вы сюда переезжаете?» – спросила я, не осмеливаясь поверить: такие, как она, не живут на улицах, названных именами строителей Америки.

«Ненадолго», – тихо ответила она с едва заметной улыбкой.

Через мгновение «корвет» уже уносился прочь по Карнеги-лейн, а спустя несколько дней вернулся, ведя за собой на парковку грузовик с вещами.

Мы втроем с любопытством наблюдали, как дюжие грузчики таскали по узкой лестнице низкую мебель белого цвета, с изящными изгибами. Каждый предмет отличался от мебели из темного дерева с коричневатой цветастой обивкой, преобладавшей во всех домах, где мне довелось побывать. Незнакомка, тоже вся в белом, была одета по-домашнему – на ней были широкие брюки и свободная кофточка реглан, обнажавшая плечо. Волосы она собрала наверх и затянула белой лентой. У мамы в шкафу висело несколько похожих нарядов: в них удобно, и она часто их носила, но на ней они никогда не смотрелись столь элегантно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза