- Точно, он и спас, - подтвердил Черношейкин, - он, товарищ комиссар, применил секретное оружие
- Что за оружие?
- В одной руке автомат, а в другой - черпак.
Разорвалась мина...
- Не толпиться! В укрытие! - приказал комиссар, а Ваня опустился на колени у щита и принялся выскребать "палочку", обозначавшую лично уничтоженный им танк.
Разорвалась вторая мина...
- Гляди-ка! - показал сержант Кухта в сторону взметнувшихся фонтанов земли. - Он в "вилку" берет, а Анечка снова побежала...
Аня притащила раненого к траншеям и теперь бежала опять к горящему танку. По ней и вели огонь немецкие минометчики.
- Аня! - хором закричали бойцы.
Но Аня подбежала к горящему танку, схватила бронебойку, повернула обратно, и тут разорвалась мина... Когда облако рассеялось, все увидели Аню на земле...
Лейтенант уже мчался к ней. Ване так и не удалось выскрести палочку на щите, он бросился помогать Дымову. Когда принесли девушку, она уже умирала. Мина перебила ей ноги. Аня лежала на плащ-палатке без стона. Только от боли кусала губы и смотрела на лейтенанта, как провинившаяся школьница на учителя. Потом из последних сил выдохнула:
- Не пишите маме...
Она посмотрела еще раз на лейтенанта, и ее глаза застыли на синем небе. Ваня только тут рассмотрел, что глаза у нее тоже синие-синие, как и небо сегодня. И вся она была очень хорошенькая, с черными гладкими волосами, подобранными строго на затылке. Прикрытая по грудь лейтенантской шинелью, она лежала смирною девчонкою, только ветер шевелил у белоснежного виска иссиня-черную непокорную прядку волос, а от ее страданий осталась лишь густая капля крови на нижней аккуратной губе, которую она прокусила...
Хоронить Аню пошли от каждого орудия по бойцу, и Ваня тоже с ними. Могилу отрыли у откоса. Комиссар достал из нагрудного кармашка девушки комсомольский билет, развернул, пробежал глазами и переложил себе в карман рядом с партбилетом, потом сказал:
- Прости, Аня, что не выполним твою просьбу. Мы все-таки напишем твоей матери правду, и пусть она знает, какая у нее дочь...
Ваня держал за руку лейтенанта, а тот до боли сжал ему пальцы.
У красного глинистого холмика застыли бойцы, комиссар скомандовал:
- В честь героической комсомолки из Рязани - огонь!
Три короткие автоматные очереди прокатились эхом. На огневые позиции возвращались молча. Навстречу с бугра быстро спускался боец из соседнего батальона... - Товарищ комиссар!.. - запыхавшись, доложил он Филину. Комбат велел передать... Приказ получили... На новые позиции.
6
Утро 14 октября 1942 года еще не наступило, ночь еще боролась с рассветом... Но уже ощущалось дыхание нового дня - предутренний рассвет растворял ночь, темные, густые краски уступали светлым, прозрачным. Вначале смутно виднелся лишь далекий правый берег, а над ним бушующее на десятки километров море огня. Потом из серой мглы стали выступать очертания обрыва и песчаной косы; с крутого берега из разбитых баков, будто расплавленный металл, устремилась к реке красными языками пылающая нефть, долго плясала на воде. Левый низкий берег еще был скрыт в тумане. В отсветах пожаров, словно дымящаяся кровь, курилась широкая Волга...
Повар Удовико, как и сотни других поваров, с полуночи штурмовал солдат перевоза, требуя лодку, чтобы переправить термосы с борщом и кашей на ту сторону. Кроме того, он должен был переправить Ваню на левый берег - всех подростков по приказу командарма Чуйкова собирали в тылу армии для отправки в суворовские и ремесленные училища. Но сейчас в первую очередь перевозили боеприпасы на Тракторный.
В тот предрассветный час никто на площади Дзержинского не предполагал, что скоро, очень скоро они окажутся на направлении главного удара. Не знали, что уже сотни вражеских самолетов с тысячами бомб поднялись в воздух, сотни бронегромад выдвинулись на исходные позиции, а наши радиостанции поймали голос Гитлера - он в последний раз категорически заявил миру, что возьмет Сталинград. Всего этого не знали ни комиссар Филин, ни сержант Кухта - они крепко спали. У Черношейкина длинные ноги не уместились в ровике, и он растянулся прямо на земле с Дымовым, который всю ночь ходил с проверяющими по переднему краю и лишь недавно завалился на боковую. А Ваня заснул в обгоревших кустиках в ожидании повара Удовико - во сне сбылась мечта мальчишки... Он шагал с лейтенантом на Тракторный завод. Не мертвый и разбитый, как сейчас, а живой, поющий на все голоса заливистыми свистками маневровых паровозиков, с ритмичным уханьем молотов, веселым шумом металлорежущих станков.
Но не сбыться Ваниной мечте. И повару Удовико, только под утро штурмом овладевшему лодкой, тоже никогда не добраться на правый берег. И те, которые отплыли с Удовико, уже не вернутся...
"Воз-ду-ух!.." - еле успели крикнуть дежурные и втащить в укрытия тех, кто спал на земле. Рокот моторов перешел в вой сирен. Бомбы посыпались на площадь.