Четырнадцатый апостол

Сколько женщин с именем Маргарита
Заходили сюда, целовали ступени,
Резали вены свои тупой бритвой,
В тёплой крови становясь на колени,
Умоляя вернуть, отпустить, простить
Их любимого, где-то забытого.
Ради которого готовы выть,
Искать губами оттиск копыта.
Раздеваться, идти голой по улице,
Под визг машин, под смешки и марши.
Держать спину прямо, не сутулиться,
Верить в встречу у Патриарших.
Знать, дьявол не нуждается в имени,
Помнить, кота можно драть за уши!
Под звуки капель из небесного вымени
Ничего не видеть, но только слушать.
Выбирать, вопреки любой логике,
Того единственного. Не любить мимозы.
Тунеядцы, бездари, алкоголики
Изменятся в сладостной метаморфозе –
И ты найдёшь своего Мастера!
Схватишь в охапку, прижмёшь к двери,
Изрисуешь паспорт его фломастером,
Пусть, кроме тебя, никому не верит!
А потом, в подъезде у пятидесятой квартиры,
Где стены расписаны единоверцами, –
Тихой слезой благодарить Мессира,
За новую жизнь под твоим сердцем…

«Любил, люблю, любовь…»

Любил, люблю, любовь…
Сначала до конца,
Закованные вновь
В банальный круг кольца,
В серебряный металл,
Стена почти по грудь.
Я сам нарисовал
Его живую ртуть.
Я сам его ковал
Из пятого ребра,
Я им не доиграл,
Слизнув его с костра
Твоих горящих губ.
И пусть грохочет вновь,
Под сенью горних труб –
Любил, люблю, любовь…

Гофману

Бам, бам, бам…
Колокола старого Бамберга
Уже и не надеются достучаться до прохожих.
У каждой четвёртой старухи на улице яблоки или рога,
Они что-то шепчут вам вслед и кривят рожи.
В самом воздухе дышит не столько дух Рождества,
Сколько гофманская мистерия слова и ноты, а
Девушка с ликом Вероники в баре всегда не права,
Глядя на меня свысока, как на хмельного енота.
Но я был трезв!
            Эта злобная яблочная фрау
Хохотала мне в спину, тыча пальцем в стекло витрин,
И рекою лилось мозельское, и Регниц шептал «браво»,
И над красными крышами величествовал иной господин.
Мурр!
    Это имя, звук, кличка, обещание, смех, всё в пустоту!
Здесь всё по-иному и всё по сути вещей – не важно,
Но как восхитительно было падать в сонную темноту,
Ощущая себя исписанным листком бумажным…
И уступать мурлыканью, и быть подхваченным мягкой лапой
Под хруст Кракатука на зубьях каменных башен.
Сомнения века мешают в котле глювайн с граппой,
И даже оскал Безносой смешон, а не страшен!
Ещё одна кружка чёрного пива, и я сверну ту улыбку с ручки.
Она не посмеет лыбиться мне вслед, как всем прочим!
И дождь стеклярусом льётся из встречной тучи,
И Гофман носит кота на плече сквозь года и ночи…

«День за днём неспешно всё дальше уходят кони…»