Чик Боудри - техасский рейнджер

– Так подумайте вот о чем, – сказал он и повел рукой. – Мы далеко от ближайшего жилья, а я только что поймал вас за тем, что вы приставали к девушке. Вы ведь знаете, что техасцы такого не любят. Вы думали, что вам это удастся, и никто ничего не узнает. Так вот: прежде чем я закончу работать с вами, вы не только расскажите мне все, о чем я спрошу, но более того – границы Техаса покажутся вам слишком маленькими. В Техасе все будут знать, какая вы ползучая мразь. – Может быть, – добавил он, – вас повесят. Я рейнджер, и мне не положено допускать суда Линча, но я могу и отвернуться. Конечно, с точки зрения индейца апачи, повешенье – слишком легкая для вас смерть.

Пока Том сторожил связанных по рукам и ногам мужчин, Дотти выкатила повозку.

Тем временем Чик насобирал палочек и немного соломы из амбара и разжег огонь. В костер он положил клеймо. Пленники смотрели то на него, то на костер.

– Эй, ты чего? Какого дьявола ты…?

– Вы мне не поверите, с каким твердым характером иногда встречаются люди, – сказал как бы между прочим Боудри. – Представьте себе: иной раз приходится напрочь сжечь человеку два-три пальца, а то и ухо, чтобы он, наконец, разговорился.

Боудри неожиданным рывком поставил на ноги мужчину, нападавшего на Дотти.

– Вот ты, например. Я хочу поглядеть, насколько ты крепкий.

Он взглянул на остальных.

– Запах горящего мяса вас, ребята, не смущает? Иногда он беспокоит даже меня. Но не сразу. Через некоторое время.

– Послушай-ка…! – запротестовал один.

Чик посмотрел на Тома, глядящего на него широко открытыми глазами.

– Если кто-нибудь из них дернется, сразу стреляй.

– Постой минутку. – Человек, который произнес это, был небольшого роста, жилистый, неопрятного вида. – Я не верю, что ты это сделаешь. Я не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь, а вот когда ты привезешь нас в город, нам придется предстать перед судом и…

– А суд у Татума сидит в заднем кармане, – ухмыльнулся другой.

Боудри глянул на него.

– Я передам твои слова в суде, и молодые люди тоже. После этого у него не будет суда в заднем кармане. Он сам сядет в тюрьму. Я всего лишь один из рейнджеров. Если со мной что-то случится или мне нужна будет помощь, рейнджеры примчатся отовсюду. Мы начали работать над этим делом, когда Джош Петтибон был в тюрьме, и у нас достаточно улик, чтобы перевешать вас всех до единого, но Татумы будут первыми.

Жилистый мужчина прервал его.

– Я уже сказал, что не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь. – Он поглядел в жесткие черные глаза Боудри и покачал головой. – А с другой стороны, может, и поджаришь. Я вот что хочу сказать: если я заговорю, то смогу ли выпутаться? Допустим, я подпишу признание и предоставлю улики? Ты дашь мне возможность бежать?

– Дам.

– Ларидо! Ради бога!

– Нет. Вы, ребята, делайте, что хотите! Я с этим делом завязываю. Я не собираюсь, чтобы мне из-за кого-то растягивали шею, и тем более не собираюсь стоять перед судом.

– Дотти? – сказал Боудри. – Возьми карандаш и бумагу и запиши все, что расскажет этот человек. Потом он подпишет. Но вначале… – левой рукой Боудри залез в седельную сумку и достал оттуда маленькую библию, – вначале пусть поклянется.

Остальные ждали в молчании. Один из них в тревоге дернулся.

– Ларидо, подумай, что ты делаешь!

– А я уже подумал. Если меня поставят перед судом, то кто-нибудь меня обязательно узнает. Что мне сделали такого хорошего эти Татумы, чтобы я за них висел? Они мне платили, а я отрабатывал каждый цент. Они мне остались должны за несколько дней, но пусть они подавятся своими деньгами.

Ларидо начал говорить.

– Нас послали на ранчо Петтибона, и Татум сказал, что ему наплевать, что будет с юнцами, ему не хочется, чтобы они путались под ногами. Он приказал выгнать их отсюда или еще что-нибудь такое, он сказал, что Джош все равно не вернется. Вот что сказал нам Ниро Татум.

Ему дали лист, на котором записывали его показания, и он подписался. Не говоря ни слова, Боудри срезал веревки и показал на лошадей.

– Бери свою и убирайся!

С минуту все молчали.

– А как насчет меня? – спросил жестокого вида человек в рубашке с грязным воротничком. – Мне можно подписать и уехать?

– Будь ты проклят, Бад! – Один из оставшихся рванулся к нему, но поскольку он был связан по рукам и ногам, смог только боднуть его головой. Бад отпихнул его.

– Ладно, Бад. Подписывай и уезжай, но ты будешь последним.

– Что? Это нечестно! Послушайте, вы…

– У вас всех была возможность. Теперь ее нет. Вы пойдете под суд.

Почти все население Меските, которое составляло триста пятьдесят два человека, собралось на улице рядом с танцевальным залом, служившим одновременно и залом суда. Никто из собравшихся не видел, как вчера поздней ночью в город въехала повозка. Поклажу сгрузили в заброшенной конюшне, и Чик остался сторожить ее.

Видевшие Боудри перед конюшней удивлялись, что делает здесь этот человек в черной шляпе с низкой тульей и двумя револьверами на оружейном поясе. К нему присоединился худощавый рыжеволосый ковбой, который тоже стал охранять конюшню.