Чикаго

Он повернулся к шкафу, с силой распахнул его, снял пижаму, бросил ее на пол и начал одеваться. Митчелл вскочила и попробовала задержать его, но он отпихнул жену. Она сделала еще попытку: встала и загородила своим телом проход.

— Уйди! — заорал он.

— Куда ты?

— Не твое дело.

Она пыталась что-то сказать, но он схватил ее за руку и с силой оттащил от двери. Не удержав равновесия, она упала на край кровати. Раафат вышел, громко хлопнув дверью, и через минуту Митчелл услышала, как машина отъехала от дома.

11

Как изменилась Шайма!

Теперь она в точности следовала советам программы «Королева красоты», которую по средам транслировал египетский спутниковый канал. От прыщей на лице она избавилась с помощью скраба из соли и оливкового масла, а благодаря йогуртовой маске с огурцом ее кожа приобрела мягкость и свежесть. Она стала аккуратно выщипывать брови и терпеть жжение сурьмы в глазах, от которой слезы лились градом, пока краска четко не ляжет на веко и не придаст взгляду притягательный блеск. Даже рукава на своей традиционной одежде она украсила бисером и блестками и слегка ушила талию, чтобы подчеркнуть округлости (особенно пышную грудь, цену которой она знала и которую, казалось, гордо несла перед собой). Она уже не ходила прямо, как солдат, а стала покачиваться и изящно изгибаться, ровно настолько, чтобы оставаться в рамках приличия, но при этом кокетничать. Даже очкам, которые были признаком серьезности и старательности, она позволяла потихоньку сползать на кончик носа, чтобы потом резко пальцем возвращать их на место, что добавляло веселого задора ее образу. Все это ради Тарика. Тарик… Она произносила это имя нежно, как будто целовала. Господь всемогущий! Она ждала свою судьбу в Танте, пока совсем не отчаялась, а затем уехала, чтобы встретить ее здесь, на другом конце света! Господь наш великий послал ей эту стажировку и сделал так, чтобы она настояла на своем для своего же блага. Мечтала ли она о женихе лучшем, чем Тарик Хасиб?! Такой же, как она, профессор медицины, который никогда не будет ревновать ее к успеху, никогда не потребует, чтобы она бросила университет и сидела дома, как остальные. И возраст у него подходящий, и наружность приятная (несмотря на чрезмерную худощавость, длинный нос и глаза навыкате). Ей никогда не нравились слишком красивые, слащавые мужчины. Мужчина не вызывал у нее интерес, если она не чувствовала в нем суровости и колючести.

Она любит Тарика, окружает материнской заботой и лаской, запоминает расписание его лекций и проживает с ним его жизнь минуту за минутой, смотрит на часы, улыбается и думает: вот сейчас у него закончилась лекция, и представляет, как он идет в лабораторию. Она звонит ему на мобильный телефон по нескольку раз в день. Не в силах справиться с тоской, она шлет ему сообщения, чтобы только успокоиться. По воскресеньям она готовит ему еду и точно помнит, что он любит: плов, бамью, картошку, запеканку из макарон и сладости — Умм Али, махалабею[16] и рисовый пудинг. Слава Богу, мать научила ее готовить так, что он не нахвалится. Тарик не раз говорил ей, с наслаждением поглощая блюда:

— Какая ты умница, Шайма!

Ей так нравилось, когда он это говорил. Она забывала на радостях о часах, которые простояла над плитой. Она благодарила, заливаясь краской от смущения, и смотрела на него внимательно, как будто говорила:

— Это еще что! Вот когда мы поженимся!

Ночью, лежа в постели, Шайма начинает фантазировать. Видит себя сидящей в белом платье на троне для новобрачных. Какой будет их свадьба? Большой праздник с популярными музыкантами и десятками гостей? Или тихий ужин в семейном кругу? Где они проведут медовый месяц — в Шарм-эль-Шейхе или Марса Матрухе? Говорят, в Турции красиво и недорого. Где они будут жить после свадьбы — в Каире или в Танте? Сколько у них будет детей? И разрешит ли он назвать их в честь ее родителей — Аиша и Мухаммади?

Хотя Шайма была счастлива оттого, что в ее жизни появился Тарик, его поведение казалось ей странным: он заботился о ней, хотел видеть рядом и обращался с ней нежно, но вдруг без видимой причины становился грубым, как будто в него вселялся бес, кричал на нее и раздражался из-за каждого пустяка. В такие моменты она молчала и никак не реагировала, следуя совету матери, которая говорила, что мудрая женщина никогда не вступает с мужчиной в спор на равных, но ласкова с ним и ублажает его, как сказано в Священном Коране. И не потому, что у нее нет достоинства, а потому что если женщина ответит на обиду тем же, ссора обернется кошмаром. А если промолчит, то мужчине станет совестно, он потеряет сон и подойдет к ней с извинениями. Однако приступы его гнева не слишком тревожили Шайму. Она каким-то образом понимала, что он злится не на нее, а на свои чувства к ней, как будто эти ссоры помогают ему сопротивляться любви. Она испытывала от этого даже некоторую удовлетворенность, потому что ссоры были ни чем иным, как пробой супружеской жизни, и доказывали, что все к ней и идет.