Чикаго

Но они ходили вместе уже долгое время и стали во всем близки друг другу, а он до сих пор не обмолвился ни о своей любви, ни о свадьбе. Вот от чего она действительно потеряла покой. Хотя опыта в любовных делах у Шаймы не было (за исключением тихой безответной любви к соседскому мальчику в первом классе), она была уверена, что Тарик не прав. Если он ее любит, почему не признается ей в этом? Тарик — отличник, серьезен и богобоязнен. Не может быть, чтобы он хотел просто развлечься с ней. Он ее уважает, ведь до сих пор он не посмел дотронуться до нее, хотя дважды (даже трижды) они случайно прикасались друг к другу в часы пик в метро. Почему же он молчит? Боится ответственности? Или он настолько неотесан, что не знает, как подступиться к женщине?! Может, хочет проверить ее, прежде чем вступить в брак? А может, у него уже есть невеста в Египте, он снял обручальное кольцо и водит Шайму за нос? Или, что хуже всего, он еще не решил? Может, он сомневается, достойна ли она быть матерью его детей? Оба они из консервативных религиозных семей, и, возможно, он считает ее дружбу с ним признаком испорченности? Ужас! Он должен понимать, что она дружит с ним, потому что они в чужой стране и обстоятельства ее исключительные. Если бы они встретились в Египте, то он смог бы обменяться с ней лишь парой слов, как любой другой коллега. Что же он молчит? Она намекала ему и не раз подводила к серьезному разговору, но он как будто не замечал этого. О Боже! Все, о чем она мечтает, — это одна-единственная фраза: «Шайма, я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой». Неужели так трудно это произнести?

Со вчерашнего дня Шайма жила в тревоге. А этим утром, проснувшись, она приняла решение — пойдет сегодня на факультет, чтобы проверить опытные образцы, а после встретится с Тариком в Линкольн-парке, где они обычно обедают по субботам. «Я не могу больше медлить. Сегодня разрешу все сомнения», — думала Шайма. Подняв подбородок и сжав губы, она быстро спустилась в метро. Через несколько минут она уже была на месте. Тарик, как всегда, сидел на мраморной скамейке рядом с фонтаном. Он обрадовался ей, она же ответила сдержанно, постелила на скамью голубую скатерку, аккуратно разложила на картонные тарелочки бутерброды и сладости и поставила рядом термос с мятным чаем. Тарик проглотил два больших бутерброда один за другим, первый с курицей и маринованными оливками, второй с яйцом и бастурмой, затем с удовольствием выпил стакан мятного чая и сказал, жадно смотря на тарелку махалабии с изюмом и кокосовой стружкой:

— Какая же ты умница, Шайма! Как всегда, очень вкусно.

Она сразу приступила к своему плану:

— Ты читал толкования шейха аль-Шаарави?

— Смотрел в Египте по телевизору.

— Тебе обязательно нужно прочитать. Я привезла с собой и листаю каждый вечер.

— Шейх аль-Шаарави был великим ученым.

— Да будет ему милость Божья. Господь даровал ему способность растолковать величие ислама.

— Да благословит его Аллах.

— В исламе уделяется внимание и глобальному, и мелочам жизни.

— Так и есть.

— А ты знаешь, что ислам говорит о любви?

Тарик повернулся к фонтану и стал смотреть на падающую воду.

— Ислам поощряет любовь, если она не ведет к греху, — продолжала она.

Тарик вздохнул, казалось, он нервничал. Она же не отступала:

— Шейх аль-Шаарави издал фетву[17] о том, что любовь между юношей и девушкой не является грехом, если они хотят вступить в брак.

— Понятно.

— А ты как думаешь?

— Кстати, Шайма… Я обнаружил совсем недорогую пиццерию на Раш-стрит.

Она посмотрела на него со злостью:

— Почему ты переводишь разговор на другую тему?

— Какой разговор?

— Об аль-Шаарави.

— А что с ним?

— Он утверждает, что любовь не является грехом, если люди вступают в брак.

— Ты повторяешься. Я не понимаю, какое это имеет к нам отношение? — сказал он резко.

Зависла неприятная пауза, было слышно только журчание воды в фонтане и крики мальчишек, играющих поблизости. Вдруг она встала и сказала, собирая вещи обратно в сумку из пальмовых листьев:

— Я возвращаюсь в общежитие.

— Зачем?

— Вспомнила, что завтра у меня экзамен.

— Подожди немного. Еще рано, и погода такая хорошая.

Она посмотрела на него с ненавистью, поправила пальцем очки и сказала, волнуясь:

— Наслаждайся один.

— Подожди! Шайма! — крикнул Тарик, чтобы остановить ее, но она стремительно удалялась. Он встал, чтобы побежать за ней, но тут же сел на место и продолжал следить за ней взглядом, пока она не затерялась в толпе.

12