Чикагская петля

Барбара довольно улыбнулась, думая, что к нему возвращается его острое чувство юмора. Но когда она поняла, что он это серьезно, то запаниковала. Он настаивал на том, что будет есть именно это. Она принесла все это и смотрела, как он уничтожает еду с таким страхом в глазах, словно наблюдала, как он добровольно пьет яд. Паркер запил все кофе со сливками, добавив в него столько сахара, что тот превратился в густой сироп на дне чашки. А вечером в этот день он позвонил в ресторан «Эрибз» в Эванстоне и попросил медленно прочитать ему меню: он послал Барбару за большой порцией ростбифа с соусом Хореей, картофельными оладьями, вишневым пирогом и коктейлем Джамокка.

На следующий день на завтрак он съел яичницу, поджаренную на жире от сардельки, хлеб с маслом и ветчиной и цельное молоко. Он ел макароны, жареную курицу и «дьявольские» хот-доги. Паркер открыл для себя блюда со смешными названиями «Йо-хо-хо» и «Йодли» и пожирал их в огромных количествах. И все это время он не переставал жалеть Шэрон. Поедание уопперов и пирогов в четверть фунта стало для него своего рода епитимьей.

Последствия такой еды были вполне предсказуемыми — и эта рвота, это выворачивание наизнанку со слезами были как выражение горя, как еще один признак его бесконечной тоски.

Дни в Чикаго были по-прежнему жаркими и душными, и это не проходило для него бесследно, словно еще один симптом болезни, который уносил от него все то, что раньше задерживалось в его сознании, и стал причиной его забывчивости. Но одно он помнил всегда: свою вину, мертвое тело несчастной женщины, разлагающееся и воняющее под землей, и сожаление, сжигающее его сердце.

В эти жаркие дни Паркер уставал от малейшего напряжения, но чувствовал, что ему необходимо выйти из дома, ведь он уже неделю или даже больше не видел Еву. Иногда ему казалось, что ему хочется произвести на нее впечатление, чтобы она убедилась в том, что у него отличный характер. Он не желал отрицать свое убийство, но просто хотел, чтобы она подтвердила, что он никогда не обижал ее. Что он мог быть хорошим. Но правда и то, что никого другого просто не было, и по непонятной ему самому причине в ее присутствии его хватало лишь на то, чтобы просто держать себя в рамках.

Паркеру дозвонился до нее как всегда, оставив сообщение на автоответчике и перезвонив, и договорился встретиться, что называется, на нейтральной территории. Она замужем? Все это потому, что она не хочет, чтобы муж знал об их встречах? Он надеялся, что это так, что у нее есть своя секретная жизнь, а не только эти занятия в тренажерном зале, ведь он скрывал от нее так много.

— Может, на площадке для пикников около Саус Лагун? — спросила Ева и тут же стала объяснять Паркеру, где было бы удобнее припарковаться и где удобнее всего выйти.

Она уверяла, что там не будет много народа, и была права — она действительно очень хорошо знает этот город. Ева пришла рано, раньше Паркера. Он увидел ее издалека на фоне высоких домов. Когда он подошел к ней, она улыбалась, рассматривая его лицо, его ботинки, что вызвало у Паркера некоторое смущение. Она улыбалась уверенно, но эта улыбка не говорила ничего о ее жизни. Казалось, Ева полна сомнений.

— У тебя что-то случилось или..?

— Нет. Просто похудел немного.

«Да, случилось, — хотел он сказать на самом деле. — И я сам во всем виноват». Он хотел, чтобы она приняла это его покаяние и не задавала никаких вопросов. Но это исключалось. После того, как ты сообщаешь кому-то о том, что у тебя что-то не так, начинаются вопросы.

— А у тебя новая обувь, — отметил Паркер. На ней были черные кроссовки Рибок с красными полосками.

— Я думала, ты и не заметишь.

Когда она это сказала, он с грустью сделал вывод, что она думает о нем, когда одна. Он видел, как агрессивно Ева бьет на занятиях кенпо — кажется, она называет эти выпады катта? Она всегда бормочет, говорит слишком быстро. Он думал, что она очень сильная, но эта манера говорить придает ей неуверенность. Паркер шел за ней по тропинке вдоль лагуны и думал о том, какая же она слабенькая на самом деле. Любой мог размозжить ей голову молотком, переломать ей все кости ломом. Ее можно повалить в два счета. Он знал это и именно поэтому так хотел защитить ее.

— Ты никогда не торопишься, — сказала Ева.

Она говорит о его интересе к ней?

— Потому что очень часто я не знаю, что делать, — ответил Паркер.

Она притормозила, чтобы пропустить его вперед и спросила:

— Ты это серьезно сейчас? Мы куда-то идем?

— Я серьезен в том, что наслаждаюсь твоим обществом, — ответил он, — я с ума по тебе схожу.

— Мне надо тебе кое-что сказать, — произнесла Ева.

Она сказала это так быстро, что Паркер понял, что она хочет признаться в чем-то. Не просто сказать что-то ему, а открыть ему какой-то секрет. Некоторое время Ева собиралась с мыслями, а потом начала говорить.

При этом она запиналась и смотрела в сторону, на яхты, скользящие в лагуне.