Чикагская петля

Ее полное имя было Шэрон Мозер. В газете района Скоки он нашел подробную статью о ее похоронах в прошлый вторник, около лютеранской церкви. Казалось, это только ухудшает ситуацию: знать о ее религии, слышать о ее похоронах, узнать, что ее маму зовут Урсула, а ее отца уже нет в живых, что у нее есть брат Ричард, что ее похоронили здесь, в Скоки. Так что она не была просто одинокой женщиной в той комнате: она принадлежала к миру, о котором Паркер не знал ничего. И он чувствовал, что вторгся в этот мир, что нарушил его размеренность и баланс — теперь там хаос. Этот мир стал кривобоким, как та старуха с горбом, закрывшая перед ним дверь. От этого чувства его тошнило. Это было словно тот волос во рту, кончик которого щекотал его горло. Но этот волос он выплюнуть не мог.

Кладбище Сэйнт Питерз в Скоки было очень тихим в тот июньский день. Оно было залито таким ярким светом. Там не было ни души. Часть кладбища похожа на хаотичную каменоломню, — решил Паркер, — а вторая часть подчинена какому-то определенному порядку. Там не было дорожек для прогулок.

Здесь было место только для покойников. Здесь мертвых словно сажали под землю, как семена. Вид кладбища навеял на Паркера скуку, а то, чего он не находил, пугало его.

Он долго искал могильный камень Шэрон, а когда, наконец, нашел, то понял, почему: он был очень маленький, на нем еле уместилось ее имя под именем ее отца. Надпись заняла всю длину куска гранита, похожего на кусок бордюра. Ее имя еще даже не было выгравировано. Оно было просто написано на голубом фоне. Похоже на граффити.

Паркер встал на колени и заплакал. Он хотел, чтобы кто-нибудь увидел его, и ему было абсолютно все равно: пусть думают, что он имеет отношение к ее смерти. Он хотел, чтобы его убила молния. Просто пригвоздила бы его к земле и выжгла.

Но воздух был прохладный и приятный. Легкий ветерок колыхал скромные цветочки на ее могилке. Паркер принес несколько цветов в бумажной обертке и поставил их в вазу рядом с другими, уже увядшими. Он не осмелился выбросить их. К тому же увядшие цветы вдруг привлекли его внимание. Какие-то странно коричневые краешки. Он чувствовал, что сам слабеет также — отмирание идет с конечностей. И что он скоро умрет. Он молился за Шэрон, а потом и за себя.

Паркер тихо доехал до дома, снова прослушав «Реквием» Верди. Увидев свой опрятный, но пустой дом — Барбара уехала с малышом, — он упал, сотрясаемый рыданиями, и долго не мог успокоиться. Он всхлипывал и сильно икал, чуть ли не до тошноты. Казалось, его горе меркнет. И даже не было желания взять себя в руки. Он разделся догола и, все еще всхлипывая, взял с собой в ванну бутылку водки и глотал ее, давясь. Паркер пил водку, сидя на бортике ванной, наклонившись вперед и упершись локтями в колени. Перед его глазами стоял один и тот же образ: бесформенный могильный камень, похожий на кусок бордюра.

Он хотел напиться, заболеть и умереть, но знал, что словно разыгрывает комичную мелодраму. Он просто хотел убежать. Забиться в какую-нибудь большую пещеру и прийти в себя. Но алкоголь сделал свое дело: затуманил его мозги.

Липкую темноту вдруг прорезал резкий высокий голос. Паркер с трудом поднял голову и посмотрел на дверь: Барбара кричала, чтобы он открыл ее. Он помедлил, пока голос жены снова не сорвался на крик, а потом с трудом дотянулся до замка и открыл его.

На ней были миленькие блестящие туфельки, бежевые с коричневым, а на открытых больших пальцах красовались кольца. На ногах у нее были чулки с золотым отливом и тиснением: листики на веточках. По низу юбки был пришит волан, который мягко скользил по ее ногам.

— Ты что тут, черт возьми, делаешь?

Он поднял голову выше, выше, выше ее груди и ужаснулся выражению ее лица. Но он знал причину: она просто увидела ЕГО лицо.

7

У Паркера опустились руки. После того, как Барбара застукала его в ванной, зареванного и пьяного, после того, как он рухнул на нее так, что она еле удержала его, и измазал соплями и слюнями плечо ее блузки — он не мог идти на работу. И он знал, почему. Чтобы работать на кого-то другого, надо иметь доступ к другой стороне своей личности: человеку на работе, боссу, служащему. Человек становится этой личностью в тот момент, когда садится за свой рабочий стол и начинает писать или открывает рот, чтобы сказать что-то в своем офисе. Там ты представляешь собой именно эту личность, играешь именно эту роль.

Сейчас эта личность в нем пропала. Когда Паркер осознал, как умерла Шэрон, что он убил ее, в нем умерла целая сотня личностей, пропало столько оттенков настроения, улетучилось столько мотивов. Он остался один на один со своим единственным обличием. Его базовая личность никогда не работала и даже не знала, как к этой работе подступиться.