Чикатило. Явление зверя

В зоне прилета ростовского аэропорта было шумно и многолюдно. Кесаев и Витвицкий стояли среди встречающих в ожидании Некрасова. Наконец капитан заметил высокого, крупного мужчину с проседью на висках, плывущего через толпу пассажиров, словно айсберг через море пакового льда.

С непривычно радостной для него улыбкой Витвицкий устремился навстречу Некрасову.

– Евгений Николаевич!

Профессор, думавший о чем-то своем, остановился, медленно повернул голову. Витвицкий махал ему рукой, пробираясь через толпу. Некрасов наконец заметил встречающего, улыбнулся в ответ и зарокотал хорошо поставленным баритоном на весь аэропорт:

– А-а, Виталий Иннокентьевич! Дорогой ты мой человек! Сколько же мы не виделись? Года три?

Витвицкий подхватил из рук Некрасова сумку, они пошли рядом.

– Два года и семь месяцев.

– Меня всегда поражала твоя точность, Виталий. Ну, рассказывай, как жизнь? Откуда ты здесь взялся? Какими судьбами?

– Я здесь в составе специальной следственной группы, – мужчина остановился, кивнул в сторону, где ждал Кесаев. – Собственно вот… работаю под началом полковника Кесаева.

Профессор увидел полковника, поджал губы. На лице Кесаева было практически такое же выражение.

– Здравствуйте, Евгений Николаевич, – сказал он сухо.

– Добрый день, Тимур Русланович, – очень сдержанно кивнул в ответ Некрасов. – Ну что, снова будем работать вместе, как в старые добрые?

– А что делать? – пожал плечами Кесаев. – Пойдемте, машина ждет.

Через полтора часа после того как Кесаев представил Некрасова своей группе, московский гость и Витвицкий обедали в ресторане. В их манере говорить, двигаться, даже держать нож и вилку было что-то неуловимо созвучное, нарочито интеллигентное. Наедине с Некрасовым психолог стал более живым, будто вылез из кокона, в котором находился все это время.

– Евгений Николаевич, мне показалось или вы с Тимуром Руслановичем друг друга недолюбливаете?

– Показалось, Виталий, конечно, показалось, – усмехнулся профессор с таким выражением лица, что Витвицкому сразу стало ясно, что его подозрения были небеспочвенны. – Нас с Тимуром Руслановичем связывают очень недолгие и исключительно рабочие отношения. Лучше расскажи о вашем деле. Ты ведь здесь давно, насколько я понимаю? И зная твой характер, полагаю, уже сделал какие-то заключения?

– Сделал. Но тут все… сложно. Очень, – капитан нахмурился.

– Отчего ж так невесело? Не уверен в своих выводах?

– Я в них уверен, Евгений Николаевич. Причем чем дальше, тем больше… – неожиданно он отложил вилку и буквально выкрикнул, с какой-то детской обидой: – Вот только начальство в моих выводах сильно сомневается!

Некрасов засмеялся, но беззлобно и не обидно, как взрослый смеется над ребенком.

– Се ля ви. Но тем интереснее будет тебя послушать. Я весь внимание.

– Я бы очень хотел поделиться своим мнением и послушать, что вы думаете по этому поводу, но, полагаю, будет правильно, если вы сперва познакомитесь с материалами дела и составите о нем свое представление, – твердо сказал Витвицкий и даже привстал, словно собираясь прямо сейчас идти знакомить бывшего наставника с материалами дела.

– Разумно, – кивнул Некрасов и хитро подмигнул Витвицкому. – Но, думаю, будет правильно, если мы сперва закончим с обедом.

Его собеседник улыбнулся, сел поудобнее, взялся за отложенную вилку.

– Конечно, Евгений Николаевич.

– Тогда расскажи, как твои дела. Про успехи в науке знаю, слежу за публикациями. А как на личном фронте? Не женился еще?

Витвицкий застенчиво улыбнулся, отрицательно покачал головой.

– Ну и правильно, – благодушно сказал профессор. – Для человека интеллектуального склада жена – обуза и раздражитель. Да и все эти страсти-мордасти – любовь, страдания, вздохи на скамейке – только отвлекают от главного. Разум ученого должен быть холодным и ясным, как морозное утро. Верно?

Витвицкий продолжал улыбаться, но ничего не ответил – видно было, что он не согласен, однако не захотел возражать.

* * *

Ковалев и Липягин курили на крыльце здания УВД. Это был их послеобеденный ритуал, некое действо – покурить на свежем воздухе, а не в душном кабинете.

– Москвичи профессора вызвали, – сказал Липягин.

– Из Сербского? Экспертиза? – уточнил Ковалев, выпуская струю сизого дыма.

– Я тоже вначале так подумал, а потом оказалось, что нет. У него профиль другой. Психо-чего-то-там!

К зданию подъехала серая «Волга», из нее вышли Некрасов и Витвицкий, двинулись по ступенькам к дверям, о чем-то оживленно беседуя. Липягин заметил их, окликнул профессора, словно старого знакомого:

– Евгений Николаевич! На минутку, будьте добры…

Некрасов удивленно оглянулся, нахмурился, но подошел. Витвицкий мялся в стороне.

– Вот, познакомьтесь, – сказал Липягин, – начальник уголовного розыска полковник Ковалев Александр Семенович.

Некрасов и Ковалев пожали друг другу руки.

– Очень приятно, Евгений Николаевич, – улыбнулся полковник. – Если какие-то проблемы, вопросы и так далее – сразу ко мне. Поможем чем можем.

– Естественно, – очень отстраненно и холодно ответил Некрасов. – В Москве мне сказали, что вы тут немножко самодеятельностью занимаетесь…