Чикатило. Явление зверя

Мужчина обернулся с выражением счастья на лице – он выстрелил! Инструктор его радости не разделила:

– Очень плохо.

– Я попал в маленькую цифру? – уточнил Виталий.

– Вы вообще не попали в мишень, товарищ капитан. Рукой дернули. Расслабьтесь, что вы как каменный? Дышите глубоко и спокойно. На спусковой крючок давите плавно, без рывков. Давайте, приготовились, огонь по моей команде.

Витвицкий поднял руку с пистолетом и принялся старательно целиться, задним числом пытаясь понять, как можно расслабиться при такой концентрации внимания. Вокруг продолжали хлопать выстрелы. Капитан сосредоточился на мишени и не видел, что за ним наблюдает Овсянникова.

* * *

– Опять в командировку?

Чикатило оторвался от разложенного на тахте белья: трусов, майки, носков, которые он уже приготовился укладывать в портфель, – и обернулся. В дверях комнаты стояла Фаина.

– Ну, вот… – виновато развел руками Чикатило, – больше некого послать, а там муфты и прокладки. Недокомплект получился.

– Как всегда, нашли козла отпущения, – проворчала жена. – А ты что же, отказаться не мог?

Чикатило рассеянно улыбнулся и снова развел руками – мол, работа есть работа. Фаина заметила забинтованную руку, заволновалась:

– Андрей, что с рукой?

– Да пустяки, – отмахнулся мужчина. – Поцарапался на работе.

Фаина подошла ближе и принялась укладывать вещи в портфель.

– Надолго едешь?

– На три дня.

Он внимательно следил за женой, думая только о том, что если сейчас она наткнется в портфеле на завернутый в полотенце нож, то объясняться будет непросто. В голове быстро защелкали версии оправданий одна глупее другой, но пронесло. Фаина застегнула портфель и протянула его мужу, так ничего и не заметив:

– Иди поешь перед дорогой.

Чикатило спокойно взял портфель и с нежностью посмотрел на жену.

– Прости, Фенечка, совсем времени нет. Ехать надо. На вокзале перехвачу чего-нибудь.

Он поцеловал Фаину в щеку и вышел.

* * *

С Шеиным Липягин встретился в комнате для допросов. Не то чтобы он чего-то опасался со стороны подозреваемого, скорее, хотел дать понять ему, что шутки закончились. И разговор он начал не сразу, давая парню возможность прочувствовать и осознать себя в не самом приятном пространстве. Липягин что-то писал. Шеин сидел напротив и озирался с тоской, ему явно было неуютно. Не зная, куда деть глаза, он задрал голову и посмотрел на лампочку под потолком.

– Шеин, ты чего там высматриваешь? – поинтересовался майор, мысленно радуясь, что клиент нервничает, а значит, его тактика оказалась верной.

– Ничего…

– Знаешь, зачем я пришел?

– Я не убивал никого. Пошутил просто, я говорил уже, – залопотал Шеин, все сильнее распаляясь с каждым словом. – У нас что, за шутки в тюрьму сажают? Сажают, да?!

Последний вопрос он буквально выкрикнул в лицо майора. Липягин спокойно отложил ручку, внимательно и сурово посмотрел на подозреваемого.

– Нет, гражданин Шеин. За шутки у нас не сажают. За шутки у нас расстреливают, – голос Липягина неожиданно сделался грозным. – Знаешь, пиздюк малолетний, как это происходит?

Шеин, напуганный внезапно произошедшей с только что спокойным мужчиной переменой, замотал головой.

– Сначала ты будешь сидеть в одиночке. Долго. Месяц. Два, три, четыре. И каждую ночь ждать, что за тобой придут, – голос Липягина снова сделался спокойным, но в нем теперь звучала угроза. – А потом… Потом, когда ты устанешь ждать и волосы твои станут седыми, как у старика, однажды откроется дверь. Там будут конвоиры и прокурор.

– З-зачем прокурор? – не понял Шеин.

– Он тебе скажет, что нужно написать новое прошение о помиловании взамен отклоненного. А на самом деле он должен будет подтвердить факт твоей смерти, Шеин, понял?

Шеин глядел на Липягина как кролик на удава и так же загипнотизированно, как кролик перед удавом, кивнул.

– Тебя выведут в коридор… Темный такой, только в конце будет гореть лампочка… И железная дверь сбоку… И конвойный прикажет тебе: «Вперед! Не оборачиваться!» И ты пойдешь… И когда ты дойдешь до конца и войдешь в комнату, в двери сбоку откроется окошечко… И – бах!

Липягин громко хлопнул ладонью по столу. Шеин лихорадочно дернулся, принялся нервно мять рубашку на груди.

– Я не хочу седым… – забормотал он дрожащими губами. – Я не хочу «бах»! Я… пожалуйста! Я домой хочу! Отпустите меня! – и вдруг заорал отчаянно, будто только сейчас поняв всю серьезность происходящего: – Суки, за что?! Я ничего не делал!

– Поздно, Шеин! – майор смотрел на подозреваемого спокойно, даже чуть ласково, с пониманием. – Теперь у тебя только один способ избежать смерти.

– Какой? – с надеждой выдохнул парень.

– Ты отказался от своих предыдущих показаний, так? Подпиши новый, уточняющий протокол – и пойдешь в камеру баиньки.

– Если подпишу, меня не расстреляют? – Шеин снова смотрел на майора словно завороженный.

– Если скажешь правду – как убивал, как тела прятал, – нет. В психушку поедешь. Лечиться. Там компот дают и телевизор смотреть можно, – ласково улыбнулся Липягин. – У нас за правду не расстреливают.

* * *

Овсянникова сделала последний выстрел, выщелкнула обойму, положила ее и пистолет на стол и отрапортовала: