Чикатило. Явление зверя

— На каком основании? — чувствовалось, что Кесаев напрягся.

— Оснований, Тимур Русланович, у нас теперь более чем достаточно, — хозяин кабинета выложил на стол документы. — С заключением экспертизы вы уже знакомы. Это расшифровки записей показаний Шеина и Жаркова. А вот это показания свидетелей, видевших Шеина и Жаркова на платформе Пригородная четвертого сентября текущего года во время, совпадающее с временем убийства Игоря Годовикова. Ознакомьтесь.

Кесаев взял протоколы допросов, принялся листать, хмуря брови. Ковалев внимательно следил за реакцией московского коллеги, и она ему не нравилась.

— В конце концов, это моя работа, — раздражаясь, сказал Ковалев. — Ловить преступников, собирать доказательную базу и отдавать их под суд.

— Вашему свидетелю шестьдесят семь лет, она на платформе семечками торговала? — не менее раздраженно спросил Кесаев. — Сколько людей за день мимо нее прошло? Вы уверены, что она вспомнила Шеина и Жаркова сама, а не по подсказке ваших сотрудников?

— В подтасовках меня обвиняешь, товарищ полковник? — набычился Ковалев. — Я показаний ни из кого не выбивал! Все на твоих глазах. Вот признательные, вот свидетельские, вот орудие убийства. Все сходится, чего ты еще хочешь?

Дверь без стука распахнулась, в кабинет ворвался Липягин.

— Александр Семенович, из Новошахтинска звонили! Там труп. Множественные ножевые. И глаза выколоты.

— Блядь! — Ковалев нахмурился.

— Получается, не все сходится, — сухо сказал Кесаев, отложил документы и вышел.

* * *

На пустыре возле старой котельной стояли штук пять милицейских машин. В зарослях, для удобства прорубив проход, над трупом колдовали эксперты.

Чуть поодаль по тропинке расхаживал туда-сюда взбешенный Ковалев, у машин курили Липягин, пара оперов и московские из группы Кесаева. Витвицкий и Овсянникова, приехавшие последними, подошли к месту убийства.

Тело и лицо мертвой девушки были изуродованы настолько, что опознать ее не представлялось возможным. Витвицкий побледнел, достал из кармана носовой платок, прикрыл нос и рот. Заметив это, один из оперов усмехнулся, но ничего говорить не стал.

Из-за машин появились двое местных колдырей с авоськой, из которой торчали бутылка «Московской», половинка буханки и пучок зеленого лука.

— Начальник, а шо у нас туточки за Клуб веселых и находчивых? — порыскав глазами, спросил лысый пьяница у скучающего в оцеплении милиционера.

Тот скосил глаза, увидел, кто перед ним, и сплюнул в сухую траву:

— Пошли отсюда. Живо.

Колдыри, пожав плечами, собрались уже уйти, но их заметил Липягин и широким шагом двинулся к машинам.

— Погоди! — крикнул он милиционеру и коротко свистнул, привлекая внимания колдырей. — Э, стоять! А ну-ка, граждане алкоголики, на пару вопросов ко мне.

Эксперт тем временем закончил работу, с трудом выпрямился, помассировал колени. К нему подошел Ковалев.

— Ну?

— Множественные проникающие ранения, — сухо заговорил эксперт. — Глаза выколоты. Матка удалена. Вероятно, убийца унес ее с собой.

— Зачем? — машинально спросил полковник.

— Спросите у вашего убийцы, — пожал плечами эксперт.

Витвицкий побледнел, отшатнулся. Овсянникова поддержала его под локоть.

— Что-то еще? — Ковалев достал новую сигарету, прикурил от окурка.

— Умерла она, вероятнее всего, не сразу. Кроме того, присутствуют следы изнасилования. На одежде осталась сперма. Мы забрали образец на анализ, так что у вас как минимум будет группа крови преступника.

— Спасибо, — кивнул Ковалев, повернулся к Витвицкому: — Ну? Вы что думаете, Виталий Иннокентьевич?

Капитан сделал над собой невероятное усилие, собрался и посмотрел на труп.

— Полагаю, это наш убийца. Изнасилование, множественные ножевые ранения, выколотые глаза и… — он сглотнул, давя рвотные позывы, — и… и его внимание к половым органам.

Ковалев задумчиво кивнул. Витвицкий вместе с Овсянниковой отошли в сторону. К ним приблизился эксперт.

— С вами все в порядке?

Психолог с трудом кивнул.

— Все нормально.

Давешний опер все же не выдержал, с ухмылкой подмигнул эксперту:

— Товарищ доктор-врач, ты нашатырь держи наготове, а то мало ли?

Витвицкий сердито посмотрел на него, поспешно отошел к кустам, делая глубокие вдохи и выдохи. Овсянникова надвинулась на опера, взяла его за пуговицу и тихо, чтобы не слышал Витвицкий, с явной угрозой в голосе прошипела:

— Юра, прищеми язык.

— Ирк, ты чего? — растерялся мужчина.

— Ничего. Варежку захлопни, а то ты меня знаешь, у меня рука тяжелая.

Опер непроизвольно потер щеку — видимо, слова о тяжелой руке не были пустым звуком.

— Да ладно тебе, это ж шутка была, — промямлил он, делая шаг назад.

Овсянникова молча смотрела на него. Под ее взглядом мужчина повернулся к Витвицкому, развел руками:

— Извини, капитан.

Витвицкий отмахнулся — мол, проехали. Опер поспешно ретировался.

Медики накрыли тело убитой простыней, погрузили на носилки, понесли к труповозке. Эксперты грузились в «уазик», Ковалев и Липягин уже уехали.

— Спасибо вам, — сказал Витвицкий Овсянниковой, когда они шли к машине.

— Не за что, Виталий Иннокентьевич.

Витвицкий остановился, посмотрел на девушку так, словно увидел ее впервые.