Чикатило. Явление зверя

Витвицкий почувствовал себя так, будто его окатили ледяной водой. Теперь все встало на свои места: и поздний визит, и выбранный тон. Только от понимания легче не стало, напротив, где-то в глубине души возникло дикое раздражение. Капитан холодно посмотрел на Горюнова.

— Мне это расценивать как приказ товарища полковника? — сухо спросил он.

— Что вы, товарищ капитан, — вежливо улыбнулся Горюнов. — Кто ж такие приказы отдает? Просто товарищеская просьба.

Он легко, по-дружески хлопнул хозяина номера по плечу и направился к выходу. Уже от двери обернулся, все так же тепло улыбаясь.

— Спокойной ночи, Виталий Иннокентьевич.

И вышел. А Витвицкий еще долго стоял как оплеванный и зло смотрел на дверь.

* * *

В вестибюле школы-интерната было светло и просторно. В стеклянном шкафу стояло красное знамя с золотой бахромой, рядом изогнул гипсовые брови Ленин. Вождь мирового пролетариата встречал посетителей вдумчивым, испытующим взглядом, а со стендов на каждого входящего сурово взирали портреты членов политбюро, видимо, чтобы визитеры не думали, будто атмосфера интерната располагает к веселью и развлечениям.

У окон в кадках зеленели фикусы и пальмы. На стене висели большие часы с раскрашенным циферблатом: урок — перемена — обед. Стрелки показывали, что как раз сейчас идет урок. На первый взгляд интернат ничем не отличался от обычной школы, и появление милиции здесь было так же неестественно. Потому Виктория Петровна — директор интерната, статная женщина с уверенным взглядом — чувствовала себя в присутствии Липягина, Горюнова, Витвицкого и Овсянниковой не в своей тарелке и тушевалась.

— …Так что все у нас как у всех, товарищи, — продолжала она дежурную речь, какой встречала обычно комиссии из гороно. — Ну, есть, конечно, своя специфика, но если вы думаете, что тут, как это в народе говорится, «дураки» учатся и проживают, спешу вас разочаровать: таких у нас нет.

— Это мы будем решать, кто тут у вас есть, а кого нет, — мрачно процедил Липягин.

Виктория Петровна поджала губы, ей неприятны были слова этого человека, как и сам майор. По недолгому общению с четырьмя офицерами МВД она успела отметить, что этот Эдуард Константинович — самый несимпатичный и отталкивающий. Злой, как сказали бы ее ученики.

— А есть у вас те из ребят, кто общался с Шеиным, Жарковым, Тарасюком, когда они учились? — спросила Овсянникова. — Ну, младшие товарищи, так сказать?

— Да, конечно, есть! — просветлела Виктория Петровна. Девушка — старший лейтенант, в отличие от мрачного коллеги, вызывала симпатию. — У нас же тут все — как одна большая семья…

— В которой не без урода, верно, товарищ директор? — резко осадил Липягин. — Точнее, не без уродов.

— Товарищ майор, ну нельзя же так! Мальчики…

— Убийцы! — отрезал Липягин.

Виктория Петровна остановилась посреди холла, повернулась к Липягину и посмотрела на него уже с открытой неприязнью.

— Вот это еще надо доказать!

— Ничего, — усмехнулся мужчина, — докажем. И хватит тут антимонии разводить, а то так ведь и до «препятствий расследованию» недалеко.

Лицо майора вдруг стало жестким, глаза колючими, а взгляд угрожающим. Директриса хотела было что-то ответить, но из-за волнения ей не хватило воздуха, и она лишь открыла и снова закрыла рот.

— Товарищи, товарищи! Потише, пожалуйста, дети ведь могут услышать… — мягко вмешался в разгорающийся конфликт Витвицкий.

— Какие дети?! — резко бросил Липягин. — Тут убийц воспитывают. Откуда тут дети?

Капитан не нашелся с ответом. Открыто спорить со старшим по званию, пусть даже и не прямым своим начальством, он не рискнул и беспомощно посмотрел на Горюнова. Тот в ответ только пожал плечами — мол, а что я могу сделать?

Виктория Петровна тоже молчала, растерянно глядя на Липягина. Она явно не привыкла, что ее, хозяйку интерната, вот так явно ставят на место. Липягин же, чувствуя безнаказанность, зашагал через вестибюль, громко отдавая приказы:

— Виктория Петровна, распорядитесь освободить учительскую. И предоставьте мне списком всех сотрудников. Будем допрашивать. Овсянникова! Работаешь с детьми — все по этой нашей троице. Ну а вы, коллеги, — он оглянулся на Горюнова и Витвицкого, — будете, я так понимаю, действовать по своему плану?

— Не совсем, — мягко сказал Горюнов. — Мы с Виталием Иннокентьевичем хотели бы поприсутствовать на беседах с сотрудниками.

— И с детьми, разумеется, тоже, — поспешил психолог и добавил поспешно для Горюнова: — Это очень важно для составления психологического портрета подозреваемых… точнее, задержанных.

— Вы задержанными убийц называете? — фыркнул майор.

— Господи, товарищи… Ну не надо так говорить… — голос Виктории Петровны впервые прозвучал с надрывом. — Суда ведь не было еще…

Липягин медленно наливался краской.

— Извините… товарищ майор… — поспешил вклиниться Витвицкий.

— Вот именно — я майор! — взорвался Липягин, спуская на капитана все то, что приготовил для директрисы. — Майор МВД! Советский офицер! И я привык называть вещи своими именами!

Он посмотрел на Викторию Петровну и, широко шагая, покинул вестибюль. Та поспешила за ним. Овсянникова подошла к Витвицкому.