Чикатило. Зверь в клетке

Тетя Таня привычно возвращалась с работы с продуктовыми сумками. У подъезда ей навстречу из тени вышел Липягин.

Тетя Таня спокойно посмотрела на него.

— Костик, опять ты меня пугаешь?

— Майор уголовного розыска Липягин. — Он показал удостоверение. — Ваш племянник дома?

Тетя Таня от растерянности выронила сумку, прижала руки к груди. Она была напугана.

— Ох… Я так и знала, что он что-то натворил…

— Так дома или нет?

Тетя Таня неуверенно кивнула, недоверчиво глядя на Липягина.

— Должен быть дома…

Майор повернулся, махнул оперативникам, и несколько человек забежали в подъезд. Последними вошли Овсянникова и сам Липягин.

На лестничной площадке третьего этажа оперативники встали по обе стороны от обитой дерматином двери в квартиру. Овсянникова осталась на лестнице, ступенек на пять ниже, еще ниже заняла позицию пара милиционеров в форме. С ними стояла и беззвучно плачущая тетя Таня.

Липягин подошел к двери.

— Может быть, я попробую? — шепотом спросила Овсянникова.

— Спокойно. Не думаю, что тут будут какие-то проблемы. — Липягин обернулся, жестом подозвал тетю Таню, указал ей на место рядом с собой и нажал на звонок.

Вместо треска зуммера или привычного «дин-дон» раздалась соловьиная трель. В глубине квартиры послышались шаги, затем из-за двери донесся голос Черемушкина.

— Теть Тань, ты?

Липягин жестом показал тете Тане, что нужно ответить утвердительно.

— Да, Костик. Открывай, — дрожащим голосом ответила тетя Таня.

В замке заскрежетал ключ. Липягин отодвинул тетю Таню подальше; он и оперативники приготовились ворваться в квартиру.

Дверь приоткрылась, но не широко: Черемушкин не снял цепочку. Через щель он увидел милицию. Издав испуганный крик, он попытался захлопнуть дверь, но Липягин навалился на нее и не дал этого сделать.

Бросив бесплодные попытки, Черемушкин, громко топая, бросился куда-то в недра квартиры. Липягин отскочил от двери, один из оперативников просунул руку и попытался снять цепочку.

— Пятый, держите окна, — рявкнул Липягин в рацию.

Послышался грохот открываемой рамы, звон стекол. Оперативник наконец снял цепочку и распахнул дверь. Липягин с пистолетом в руке первым ворвался в квартиру, на ходу крикнул устремившимся за ним оперативникам:

— Давай вниз!

Сам вбежал в комнату и увидел на полу под окном разбитый горшок с геранью. Окно было распахнуто, сквозняк трепал тюлевую занавеску. Откинув ее, Липягин выглянул со второго этажа на улицу. Под окнами рос густой куст шиповника, теперь уже сильно помятый. Где-то там, среди поломанных веток, угадывался человеческий силуэт: это был выпрыгнувший из окна Черемушкин.

Из-под подъездного козырька выскочило несколько милиционеров во главе с Николаем. Они навалились на упавшего Константина.

— А-а-а! Суки! Ногу больно! Пустите! — орал Черемушкин, пуча пьяноватые глаза.

Липягин оперся о подоконник, опустил пистолет, крикнул:

— Взяли?

— А как же, товарищ майор! — весело отозвался Николай.

— Ну и заебись.

Милиционеры заломили неудавшемуся беглецу руки, потащили к машине. Из подъезда вышла Овсянникова, за ней семенила напуганная произошедшим тетя Таня. Когда она увидела, как скрученного Черемушкина впихивают в машину, снова заплакала.

— Ох, Костик… Костенька…

— Сдала меня, сука! — зыркнул на нее Черемушкин.

Захлопнулась дверца, машина уехала. Из подъезда вышел Липягин, обвел взглядом зевак, толпящихся у соседних подъездов, усмехнулся:

— Спектакль окончен. Расходимся, граждане.

* * *

Чикатило собирался на очередное дежурство в народной дружине, когда из кухни выглянула Фаина.

— Когда уже закончатся эти дежурства? Тебе же отдохнуть некогда!

— А что поделать, Фенечка, надо, — развел руками Андрей Романович. — Пока убийцу не поймаем, нужно дежурить. Дружина, она на то и народная.

Фаина, вытирая руки о передник, подошла к мужу, он поцеловал ее в щеку.

— Ну пока.

— Осторожнее там. И постарайся пораньше.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — Чикатило мягко улыбнулся и вышел из квартиры.

Весь вечер он вместе с инструктором и Панасенко мотался по электричкам, объехав с десяток пригородных станций. На первой станции, когда они только надевали повязки, Чикатило пожаловался коллегам:

— Жена отпускать не хотела. Говорит: «Когда это кончится?»

— Романыч, ты же знаешь: дружина — дело добровольное, — усмехнулся милиционер.

— Я ей так и говорю. «Если не мы, то кто?» — кивнул Чикатило.

— А когда кончится… — милиционер поправил фуражку. — Мне сегодня дружок из ГАИ рассказывал: поймали в Батайске маньяка. Ну который девушек убивал.

— Так а зачем мы тогда? — удивился Чикатило.

Милиционер-инструктор махнул рукой — мол, погоди.

— Да не он это! В смысле тоже маньяк, но не потрошитель, понял? Этот, батайский, просто душегуб какой-то оказался тупой. Баб убивал, чтобы ограбить. Он вначале на допросах в отказ ушел, а потом раскололся, рассказал, что косил под потрошителя. Мой дружок говорит, как машину его нашли, а там улики, так он сразу и поплыл.

— Тупой, значит. Поплыл. Не выдержал, — задумчиво проговорил Чикатило, поглаживая рукой кожаный бок портфеля.

— Слышь, Романович, а ты зачем с портфелем? — влез в разговор Панасенко.