Чилийский поэт

Они заказали еще пива. По телику десятки раз крутили повторы голевых моментов матча. Служащие из соседних офисов приканчивали свои напитки перед уходом домой.

– Ладно, чувак, – сказал Гонсало, – а теперь почитай-ка мне свои стишки.

Висенте немного поупрямился для порядка, хотя, как и все чилийские поэты, всегда пребывал в готовности декламировать свои творения. Он достал из рюкзака пачку светло-голубой бумаги и начал читать:

если вернешься в мой дом не забудь:
круглый ключ – от решетки
а окрашен оранжевым цветом
ключ от двери входной
а другие излишни
старую дверь с парой замков запираем только на нижний
выключателей дюжина перед тобой
и десяток розеток двойных и даже одна тройная
имеются два небольших удлинителя
а пароль к интернету ты знаешь
мой дом испещрен незаметными трещинами
и дерзкие коты бродят по крыше
есть еще пятна на стенах но их я не вижу
имеется лимонное дерево с горчайшими плодами

Висенте сочинил эти строки, естественно, для Прю, однако Гонсало тоже ощутил себя действующим лицом текста, ведь именно ему пришла в голову идея покрыть ключ от главной двери оранжевой акриловой краской. Причем он делал это не раз, поскольку краска держалась всего три-четыре месяца. Видимо, Карла или Висенте продолжили эту традицию, решил Гонсало, мысленно восстанавливая в памяти каждую комнату в доме, в попытке вообразить и сосчитать упоминаемые розетки и выключатели.

Он вдруг почувствовал желание снова писать стихи – хотя бы для того, чтобы потом показать их Висенте. И попросил его продолжить чтение. Висенте не заставил себя ждать и прочел еще около пятнадцати стихотворений. Они понравились Гонсало, показались ему насыщенными, очень личными, хотя и весьма неравнозначными. Однако в этом, пожалуй, и было их преимущество: голос автора – сумма всех этих голосов и стихов, всех таких поэтов, он множится, сделал вывод Гонсало. Конечно, существует классическая поэзия, но в данном случае внезапно возникает беспорядочный захватывающий ритм, прерывающаяся музыка со своеобразными, дерзкими, бурными и добрыми образами. Ему особенно понравилось длинное стихотворение, в котором говорилось о домах, плывущих от одного острова к другому, о самолетах, зависших на неопределенное время в воздухе, о неотправленных посланиях. Оно рассказывало о ком-то, кто взирает на волны прибоя и снимает видео на телефон, а потом долго едет в автобусе под ливнем. И при этом всю дорогу не смотрит в окно, не замечает крупных капель дождя на стекле, а снова и снова пересматривает на мобильнике свою видеозапись прибоя.

Последнее стихотворение, прочитанное Висенте, тоже отличалось от предыдущих, и именно оно пришлось Гонсало по душе больше всего:

ветер – мужского рода
как гром и луч
а метель (невиданная мною)
и изморозь (знакомая моя)
а также морось (просто снег с дождем)
и буря – женского все рода
как лампа или стол
как слово «слово» в испанском языке
а также «авокадо» но «лето» – нет
как и «зима» она мужского рода
и «осень» – он по-нашему
но ведь весна – она
зато землетрясенье – он
как татуировка и родинка
а веснушка – она
как рана и дождевая капля
но капельница – он
а ноготь рода женского
мужского – кусачки для ногтей
но жестянка – она
а нож консервный – он
как и нога или пинок
но женского – ночь и полночь
зато мужского – день и полдень
а тень – она но солнце – он
и тело и пространство
однако женского рука и блузка
зато нога ведь – он
ботинка след – она
желание – мужского рода
довольно игрищ со словами
мое желанье – больше не играть
впредь не играть словами
желание одно – словами
отныне не играть

– Оно мне очень нравится, – сказал Гонсало.

– Правда?

– Ага.