Чилийский поэт

– Вы тратите время на чистое каракое. Вы – поколение каракое.

– Караоке, тупица! – поправили его хором несколько голосов, и Висенте пожалел, что не сделал этого раньше.

– Какая разница – караоке, каракое, одна и та же чушь. Вот вы и есть это самое караоке поэзии, у вас нет ни одной мысли в башке.

– Да ладно тебе, Парриточка, расслабься, – обратились к нему друзья, произнеся фамилию уменьшительно-ласкательно, что Висенте воспринял как оскорбление.

И тут последовало еще одно выступление, видимо, в дань уважения: поэт в смешных очках принялся декламировать стихотворения самого Серхио Парры. Имитировал он его превосходно, хотя и высмеивал резче, чем следовало бы. Парра реагировал с юмором, пренебрежительно и, видимо, расчетливо улыбаясь, чтобы подчеркнуть свое внешнее сходство с Бобом Диланом или с гораздо менее известным мексиканским певцом Эмануэлем, или с обоими, или ни с тем, ни с другим. Казалось, этим все и закончится, однако тот поэт-толстяк приблизился к Парре, сократив дистанцию до десяти сантиметров (явная провокация, а также позор, особенно если вспомнить замечание Прю о склонности чилийских поэтов издавать неприятный запах изо рта) и выпалил, брызгая слюной:

– Твои книги ломаного гроша не стоят.

И они принялись обмениваться тычками. Теоретически у Серхио Парры имелось преимущество, ведь он был абсолютно трезв, однако трезвый, вынужденный драться с пьяным, обычно осознает бесполезность стычки. К тому же Парра пришел на вечеринку один и провел в одиночестве бо́льшую часть вечера. Он дружил со всеми, ко всем хорошо относился, читал их произведения, но сегодня оставался в углу гостиной, и единственным, с кем он побеседовал, был Висенте. Тот, в случае всеобщей битвы, встал бы на защиту Серхио Парры – не только из-за своего врожденного чувства справедливости, но и потому, что такая персона, как Парра, доверила ему свое замечание, прежде чем озвучить его остальным. Так что, совсем не желая драться – не случайно в пятнадцать лет Висенте всерьез собирался вытатуировать на груди пацифик (к счастью, не разрешила Карла), – он был готов пополнить ряды слабых сторонников Серхио Парры. Впрочем, дальше тычков дело не пошло. Парра достал из холодильника безалкогольное пиво, которое принес с собой, и, несмотря на примирительные жесты, решил покинуть вечеринку. А Висенте – последовать его примеру – как из чувства лояльности, так и потому, что ему показалось: столь энергичный жест придаст ему ауру героизма, которую оценит Прю, с ужасом наблюдавшая за происходящим. Или, скорее, она поймет, что Висенте вхож в представительное сообщество чилийских поэтов, хотя, может, это для нее не так уж важно. Висенте даже не поискал взглядом Прю, чтобы попрощаться с нею.

Как раз в тот момент, когда воинственная обстановка начала разряжаться, в гостиную ворвался высокий худощавый поэт с голым торсом, который, похоже, пытался нагадить на кровать хозяина дома. В этом его обвиняли двое коллег лет сорока, после чего появился третий, изрядно пьяный, – он то ли поддерживал, то ли отрицал обвинение и бубнил издевательским тоном, указывая на худосочного поэта: «Вы – лишь жалкая тень Энрике Лина, жалкая тень Энрике Лина, жалкая тень Энрике Лина». А поэт в нелепых очках воспользовался случаем, чтобы обвинить долговязого в том, что он якобы украл книгу Никоса Казандзакиса[42] во время другой вечеринки. И, словно это обвинение было гораздо серьезнее предыдущего (которого тот не отрицал, а, напротив, оправдывал попыткой провести «художественную акцию»), и даже того, что он – жалкая тень Энрике Лина (тоже не отрицал, просто игнорировал обвинителя), поэт неожиданно набросился сразу на всех, раздавая пинки налево и направо.

Испуганная Прю стояла в углу рядом с Рокотто, который заботливо приобнял ее. Ей было страшно, но журналистская жилка взяла верх – захотелось выяснить причину схватки или хотя бы понять, кто здесь против кого. Выяснить это было непросто, потому что вскоре стало казаться: все бьются со всеми.

– Ты монополизировал Хосе Эмилио Пачеко[43] в 1999 году, ублюдок! – Поэт с густой седеющей бородой заорал на Эустакио Альвареса, который до сих пор чудом умудрялся оставаться в стороне, а теперь получил удар кулаком в нос.