Чингисхан

В середине августа путник дошёл до города Чинкай-Балгасун, где увидел колонии военнопленных, в основном китайских, согнанных для выполнения разных работ. Среди них Шань Шун встретил бывших наложниц Цзинского двора, которые, увидев его, не могли сдержать слёз. Местный градоправитель Чинкай, ссылаясь на распоряжения великого хана, попросил путешественника ускорить ход каравана. Шань Шун поторопился, но трудности перехода замедляли продвижение. Приходилось то толкать повозки по крутым склонам, то придерживать на опасных спусках. Пройдя долину Булгун, Шань Шун заметил, что сопровождавшие его караванщики обмазывают головы своих лошадей кровью, чтобы отвести от них злых духов, и дал им понять, что даос не нуждается в таких суеверных приёмах. Впереди уже были видны вершины Тянь-Шаня.

Каравану потребовался целый месяц, чтобы дойти до уйгурского поселения Бешбалык, находящегося в 100 с небольшим километрах к востоку от Урумчи. Дальше дорога стала легче. По пути уже то и дело встречались оазисы, и на поливных землях тянулись ряды фруктовых деревьев и хлебные поля по соседству с небольшими селениями, зажатыми между дюнами. В этих местах, населённых в основном уйгурами, Шань Шуна встречали радушно, поскольку имя его было широко известно, хотя, разумеется, и его ученик, редактировавший путевые заметки, старался показать его в самом выгодном свете. В Джамбалыке Шань Шуна угостили вином и дынями. Наконец, оставив позади последний город, где было заметно влияние буддизма, караван вступил на земли ислама, которые принимали эстафету у Великого шёлкового пути. За озером Сайрам, близ перехода Тайки, путник обратил внимание на мосты через реки, построенные по приказу Чагатая, второго сына Чингисхана.

Тогда, в конце XIII века, монгольские завоеватели, видимо, уже не пренебрегали постоянными городами. Монгольские гарнизоны стали размещать в покорённых городах, управляемых даругаси, наместниками — пока ещё нередко из местных, — которые собирали налоги с населения и обеспечивали поставки оккупантам продовольствия и фуража. Так было и в городе Чингай-Балгасун, бывшей уйгурской столице Кара-Балгасун, который при Чингисхане находился в разрушенном состоянии и в котором тот не соизволил поставить свой шатёр. Не прошло и десятилетия после смерти великого хана, и Каракорум стал настоящим монгольским городом. Сначала это было поселение, называвшееся Хара-Хурэн (Чёрный Пояс), где собирались повозки орду, — подобие лагеря с жилыми юртами знати и военачальников, окружёнными многочисленными юртами служебного назначения, в которых размещались слуги, хранились продовольственные запасы, инвентарь, а также награбленное добро.

«О городе Каракорум да будет вам известно, — писал Рубрук, — что если не считать ханского дворца, то он не больше деревни Сен-Дени, а монастырь в Сен-Дени в десять раз больше того дворца. Там два квартала: один сарацинский, в котором расположены рынки и собирается большое количество татар и послов, — из-за двора, который постоянно находится близ этого города; другой квартал китайский, который заселён ремесленниками. Кроме этих кварталов есть большие здания для секретарей двора». По сведениям Рубрука, в Каракоруме существовали в то время около десятка храмов «идолопоклонников различных народов», две мечети и одна христианская церковь. Город был окружён глинобитной стеной протяжённостью от трёх до четырёх километров с четырьмя воротами.

В октябре 1221 года Шань Шун достиг города Алмалык в центральной части бассейна реки Или, неподалёку от современного города Кульджа. Старец был принят наместником великого хана, который вручил ему подарки, и тот с удивлением узнал, что хлопчатник — это растение. Потом караван пересёк на судах реку Талас, которая была границей земель в Центральной Азии, завоёванных Китаем времён династии Тан. На другом её берегу начинался Мавераннахр. Сопровождавшие монаха знатные монголы предупредили его, что теперь они близки к ханской орде. Сам хан в то время преследовал хорезмшаха Джалал ад-Дина до границы Индии. Весь декабрь Шань Шун провёл в Самарканде.

В поисках эликсира долголетия

Наконец, весной 1222 года, через год после начала своего путешествия, Шань Шун прибыл к Чингисхану. Сначала он познакомился с Елюй Чуцаем (которого китайцы называют Его Превосходительство Цзи-ляо), а 16 мая великий хан принял своего гостя со следующими словами: «Тебя приглашали другие государи, но ты отклонил их предложения. И всё же ты прошёл десять тысяч ли, чтобы увидеться со мной. Я благодарен тебе за это».

Почувствовал ли старец в этих приветственных словах властную интонацию? Во всяком случае, ответ его был довольно утончённым: «Горный отшельник, я пришёл к Вашему Величеству. Это была воля Неба».