Когда в ноябре 1223 года старый философ выразил желание вернуться в Китай, стояли уже сильные холода. Из-за непогоды путешествие могло оказаться опасным для старца. Чингисхан предложил ему повременить с отъездом. Сам он ожидал приезда сыновей, чтобы вместе с ними вернуться в Монголию. Почему бы им не отправиться в путь всем вместе? И Шань Шун согласился. Быть может, он хотел посмотреть на сыновей великого хана? Или же ему было приятно общаться с властелином, которого в глубине души он надеялся наставить на путь, более соответствующий даосскому учению? Или же он просто-напросто решил, что благоразумнее перезимовать в Мавераннахре?
Новый год по китайскому календарю (2 февраля 1223 года) Шань Шун встретил в компании своих спутников и придворного врача-астролога. 10 марта Чингисхан во время охоты на кабана упал с лошади. В летописи говорится, что это случилось, когда хан пошёл на раненого свирепого вепря. Скорее всего, авторы хроники добавили от себя это романтическое обстоятельство. Хана перенесли в шатёр, его состояние внушало тревогу. Ему было тогда около семидесяти лет, и опасались какого-нибудь повреждения внутренних органов. Навестивший его Шань Шун заключил: «Это падение — предупреждение с небес». Потом он отчитал хана, заявив, что в его возрасте уже не охотятся. Чингисхан ответил, что знает Шань Шуна как мудрого советчика и отныне будет считаться с его мнением. Но добавил, что ему невозможно обойтись без того удовольствия, которое доставляет охота.
По этому последнему разговору между всесильным владыкой и даосским монахом можно судить, насколько различны характеры этих людей. С одной стороны — предводитель варваров, жадный до власти и удовольствий. С другой — интеллигент, аскет, человек сдержанный, следующий этическим правилам и глубоким убеждениям, которые предполагают преображение индивида, а не окружающего мира. Не будучи советником властелина, старый монах умел его критиковать, хотя и не мог никак повлиять на решения завоевателя. Но как преданный адепт даосского учения он, возможно, и пытался это сделать.
В апреле 1223 года Шань Шун покинул ставку великого хана. Тот вручил ему разные подарки и скреплённый собственной печатью декрет, который освобождал учеников мудреца от всяких налогов.
Весной 1223 года Чингисхан оставил район Самарканда, где проводил зиму, и отправился вдоль северного берега Сырдарьи в район Ташкента. Теперь хан был хозяином обширной империи, простиравшейся более чем на четыре тысячи километров с запада на восток — от Самарканда до Пекина. Его армия, состоявшая не только из монгольских, но и иноземных формирований, уводила с собой тысячи пленных, среди которых были члены семьи хорезмшахов. Все они были обречены на долгую неволю в Монголии.
В конце весны и начале лета 1223 года Чингисхан остановил свой летучий двор (орду) в долине реки Чирчик, севернее Ташкента. Персидские хроники сообщают, что хан восседал на золотом троне, окружённый своими сподвижниками, отдавался радостям охоты, а государственные- дела его совсем не занимали. Рядом с ним находился его младший сын Тулуй, вскоре прибыли Угэдэй и Чагатай, которые со своими войсками зимовали в районе Бухары. Джучи, стоявший лагерем немного севернее, организовал большую охоту, погнав в направлении долины Кулан-Баши тысячи животных, которые стали добычей хана и его сыновей.
Вскоре после этого объединённая армия Чингисхана продолжила путь на северо-восток, направляясь к пустынным степям высокогорной Азии. Позади себя она оставляла агентов и небольшие гарнизоны, которые должны были контролировать покорённые земли. Монголы почти всюду находили людей, которых убеждением, подкупами и угрозами заставляли служить себе, назначая их на административные посты в губерниях. Великий хан, пресыщенный победами, мог с триумфом возвращаться на родину. Империя Миньяг была побеждена и сделана вассалом, огромный цзинский Китай покорён, империя хорезмшахов опустошена, а другие соседние владения также были вынуждены признать монгольское владычество. Чингисхан владел частью мира от побережья Тихого океана до Каспийского моря.
Прибыв в Тарбагатай на берегах реки Итиль, завоеватель был встречен посланцами из орды, где оставались его любимая жена Бортэ, другие жёны и наложницы и многочисленная родня. Среди прибывших всадников были двое его внуков — Хубилай и Хулагу, сыновья Тулуя, оба примерно двенадцати лет от роду. Хану рассказали, что один подросток подстрелил зайца, а другой — оленя. Согласно кочевой традиции, полагалось натереть животным жиром большой палец ребёнка, который впервые участвует в охоте, так как этим пальцем он держит стрелу на тетиве лука. Чингисхан пожелал лично исполнить этот ритуал, который посвящал его внуков во взрослую жизнь. Хубилай со временем станет императором Китая, а его брат Хулагу будет править в Иране.