Чингисхан

На голове Тэмучжина шапка из светлого меха, сзади доходящая ему до шеи — так в ту пору было принято у кочевников. Халат его запахнут направо — по китайской моде. Эта подробность имеет значение, поскольку, подобно тому, как европейцы полагали, что только «дикари» украшают голову перьями, китайцы были убеждены, что мужчины, запахивающие свою одежду налево (как бы наизнанку), не могут претендовать на звание «цивилизованных» людей. По их понятиям, уже то, что кочевники, обитавшие за Великой стеной, застёгивали свои одежды как китайские женщины, было свидетельством их варварских нравов. Можно предположить, что придворный художник, желая польстить своей модели или понравиться заказчику портрета, исправил эту деталь в одежде хана. Но можно также допустить, что сам хан, зная китайские обычаи через постоянные контакты с китайскими или китаизированными советниками и военными специалистами, к концу жизни одевался на китайский манер.

Согласно немногочисленным свидетельствам очевидцев, монгольский завоеватель был высокого роста и крепкого телосложения, у него были редкие волосы с проседью и «кошачьи глаза». Эти подробности, датируемые 1222 годом, то есть за пять лет до смерти повелителя, вполне соответствуют портрету, хранящемуся в пекинском музее. Одно лишь с трудом поддаётся объяснению — «кошачьи глаза» Чингисхана. Значит ли это, что они были круглые и жёлтые, как у кошки? Или же речь идёт о том, что он редко моргал? Проверить это невозможно. Как бы то ни было, хотя живописец и придал взгляду хана особое выражение, глаза у него самые обычные, с характерной для народов Дальнего Востока монголоидной складкой.

Эта картина составляет часть целой серии официальных портретов императоров. То есть это заказная работа, а подобный жанр вплоть до наших дней не допускает каких-либо художественных вольностей. Пекинский портрет Чингисхана на первый взгляд кажется маловыразительным. Безжизненный и застывший, он напоминает антропометрические снимки из полицейских досье. И всё же, если присмотреться внимательнее, во взгляде хана можно различить выражение силы, властности и даже суровости, которое несколько смягчается спокойной уверенностью в себе. Простота одежды, отсутствие украшений или знаков власти придают ему особое достоинство. Можно подумать, что это портрет какого-нибудь конфуцианского мудреца. В сущности, это живописное произведение больше говорит нам о некоторых сторонах жизни китайского общества той эпохи, нежели о самом Чингисхане.

Пустота Центральной Азии

Громадная сфера, часто закрытая плотным слоем густых облаков. Шар, на котором можно более или менее отчётливо увидеть океаны и моря, светлые или тёмные пятна континентов с их причудливыми очертаниями. Там и сям складчатые, иногда малозаметные полосы — горные цепи, извилистые нити больших рек… Такой можно увидеть планету Земля с Луны. Никаких следов человечества, никаких видимых признаков его работы.

И всё же, если инопланетные астрономы рассмотрели бы Землю внимательно, то могли бы и без оптических приборов различить Великую Китайскую стену: начинаясь от Жёлтого моря, она тянется вдоль тихоокеанского берега и доходит до пустыни Гоби в Центральной Азии. Эта гигантская стена — единственное творение рук человеческих, видимое с такого расстояния невооружённым глазом. Словно каменный дракон, окружающий своими мощными кольцами значительную часть китайской земли, которая его вскормила, это грандиозное архитектурное сооружение в течение двух тысячелетий остаётся неподвластным времени. Согласно данным хроник, стена была построена примерно за два века до новой эры всего за 12 лет по распоряжению основателя династии Цинь. В ходе работ, размах которых сравним лишь со строительством грандиозных пирамид египетских фараонов, сотни тысяч крестьян, согнанных с полей, нашли свою смерть у подножия этого «самого длинного кладбища в мире».

Хотя знаменитый император-тиран сыграл, несомненно, решающую роль в возведении Великой стены, в сущности, он лишь соединил многочисленные оборонительные укрепления, построенные за два века до него, в эпоху Воюющих царств. Так, в хронике «Чжу ли» («Обычаи Чжу») сообщается, что к концу IV или началу III века до н. э. уже была поставлена задача, «относящаяся к строительству укреплений, ремонту башен и стен, как внутренних, так и внешних». Другая хроника, «Шуцзин» («Книга летописей»), упоминает принца Лю, который ещё в XI (?) веке до н. э. воодушевлял своих воинов такими словами: «В одиннадцатый день цикла я пойду на варваров сю… Приготовьте сваи и доски, так как в одиннадцатый день цикла мы возведём земляные укрепления». Итак, китайские военачальники за несколько веков до новой эры строили укрепления из земли, утрамбованной в деревянной опалубке, со временем стали применять каменные блоки и кирпич, а в распоряжении основателя империи Цинь были уже каменщики самой высокой квалификации.