Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Стратегия Таян-хана основывалась на замысле зажать монголов между двух огней – онгутами на юге, могущественным племенем, насчитывавшим более 4000 семей, и найманами на западе. Он рассчитывал на солидарность онгутов с учетом этнической общности (найманы и онгуты были тюркскими племенами) и одинаковой веры (и те и другие были несторианскими христианами). Но идея оказалась нереалистичной, и Таян-хан мог бы понять это с самого начала, если бы проявлял поменьше наивности в политике. Алахуш-дигитхури, вождь онгутов, уже примкнул к лагерю монголов, а его сын женился на знатной борджигинской невесте{363}. Исходя из политических реалий, онгуты полагали, что гегемония Тэмуджина в Монголии поможет стабилизировать положение на китайской границе, где им постоянно приходилось не по своей воле попадать в конфликтные ситуации, когда кочевники устраивали набеги в Китай или цзиньцы в ответ проводили карательные экспедиции.

Цзиньцы, опасавшиеся и появления могущественной империи за северными границами, и еще больше поражения найманов в назревавшей войне (они всегда недооценивали монголов, пока запоздало не поняли ошибку), сообщили Тэмуджину о своих намерениях. Говорили, будто бы их посланник пришел в лагерь монголов вскоре после гонца от Алахуша, принесшего аналогичные сведения{364}.

Но не только провал стратегии «двойного удара» удручал Таян-хана. В его собственном семействе не было согласия. Брат Буйрук отказался и помогать и взаимодействовать, сократив таким образом потенциальную численность войск вдвое. Хуже того, Таян-хана полностью подмяла под себя жена Гурбесу, горячая сторонница войны, заставившая супруга подчиняться ее желаниям. Все еще достаточно молодая женщина, Гурбесу психологически подавила Таян-хана: она была женой умершего старшего брата и досталась ему в наследство. Отчасти по этой причине в источниках сложилась путаница в отношении ее места в семье: одни представляют ее матерью Таян-хана, другие – женой. Гурбесу никогда не скрывала неприязни к монголам и однажды сказала, что их можно использовать разве только в доении коров и овец и «лишь после того, как велеть им вымыть руки и ноги»{365}.

Тэмуджин готовился к войне основательно. Еще до сражения с Таян-ханом он кардинально реформировал монгольскую армию и продолжал совершенствовать ее организацию и после 1206 года. Хан разделил ее на десятки, сотни и тысячи, применив десятичную систему маньчжурских чжурчжэней, правивших на севере Китая, но имевших древнюю историю, начинающуюся с номадов сюнну (хунну) первых столетий христианской эры{366}. В дополнение к этим десятичным контингентам создавалась личная охрана: восемьдесят отборных богатырей ночной стражи (кебтеулов) и семьдесят дневных стрельцов (тургаутов). Элитные подразделения багатуров напоминали древние отряды «бессмертных» в Персии или римских преторианцев. Затем появились и зачаточные структуры имперской администрации, главная задача которых заключалась в усмирении недавно завоеванных народов. Полюбив магическое число девять, Тэмуджин разделил немонгольские территории на девять уделов, выстроив иерархию местных правителей, назначенных из числа самых верных придворных с «губернаторами» на самом верху, которым вменялось в обязанность любой ценой держать людей в повиновении и не допускать мятежей в тылу, пока Тэмуджин готовится двинуться против найманов.

Он разослал повсюду глашатаев, оповещавших о том, что отныне Монголия находится под его сюзеренитетом и все племена и кланы могут де-факто пользоваться автономией при условии, если они формально признали свой подчиненный статус. Многие племена – онгуты, унгираты, ойраты и некоторые другие – с готовностью сделали это, но нашлись и противники. Для последних он выпустил предупреждение, прославившее его на весь мир: «Сдавайся или умри». Бунтарям он обещал жестокую войну и никакой пощады после капитуляции{367}.

В стратегическом отношении Тэмуджин имел некоторые преимущества. Завоевание кереитов открыло доступ к важнейшей водной артерии – реке Орхон, которая в свою очередь обеспечивала выход к пустыне Ордос и на запад Китая, а также основные маршруты вторжения через Алтайские горы{368}. Военачальники проиграли различные сценарии, учитывающие то, что найманы располагают численным превосходством, а монголам придется идти далеко на запад, чтобы сразиться с ними, интенданты просчитали потребность в провианте, животных, которых надо брать с собой, и наличие колодцев по всему маршруту. Тэмуджин, поднаторевший в дезинформации, распространял слухи о низком моральном духе в его армии и легкой победе найманов, если они осмелятся напасть первыми{369}. Одним из шедевров дезинформации считается то, как монголы подогнали лошадь к лагерю найманов, создав впечатление, будто она сбежала из монгольского воинства. Истощенное, хромоногое, жалкое существо, будто понимая, что от него требуют, приковыляло в самый центр найманского стана, вызвав гомерический хохот самодовольных воинов Таян-хана, решивших, что так выглядит вся конница монголов{370}.