Чингисхан. Человек, завоевавший мир

В основе преданности лежала правдоподобная видимость того, что Чингисхан знал в лицо и имена каждого кешиктена из 10-тысячной стражи; имена, которые он не помнил, ему нашептывали приближенные: этот феномен потом в точности повторит Наполеон{460}. По обыкновению Чингисхан предельно точно определял обязанности стражи и колчаноносцев: к примеру, ночным стражам запрещалось покидать лагерь, несмотря на опасность, если, конечно, вылазку не устраивал сам хан. Дисциплина была суровая. За пропуск дежурства в первый раз полагалось наказание из трех палочных ударов, во второй раз – семь палочных ударов, а в третий раз – тридцать семь палочных ударов и ссылка в места не столь отдаленные. Начальникам стражи не разрешалось снимать с дежурства кого-либо без позволения самого хана, бить стражников (если они не уходили с поста) и казнить. Стражникам за хорошую службу полагалось вознаграждение деньгами, выпивкой и женщинами, и, кроме того, по своему положению они были выше армейского воина, включая и командующих минганами{461}. Возникала абсурдная ситуация: Субэдэй и Джэбэ теоретически уступали любому стражнику в кешике, хотя командовали минганами и входили в узкий круг из девяти самых преданных паладинов.

Кешик был типичным примером военной паранойи Чингисхана. Военное формирование постепенно взяло на себя и гражданские функции, превратившись одновременно и в штабной колледж, и в школу для подготовки гражданской администрации. На его основе были организованы десять ведомств, на которые возлагались определенные задачи – от обслуживания двора, кухни, лагеря, ухода за стадами скота и табунами лошадей до отправки посланников в зарубежные миссии{462}. С годами Чингисхан все чаще использовал стражу в роли гражданских администраторов: в соответствии с привычными аномалиями в его системе эти люди, занимавшие скромные должности в охране, назначались на высокие посты в имперской администрации{463}. Ночные стражники также участвовали в разрешении судебных дел наравне с верховным судьей Шиги-Хутуху{464}. Кешик сыграл главную роль в становлении администрации будущей монгольской империи{465}.

Система управления империей, созданная Чингисханом, была столь эффективной, что она пережила несколько лет острейшей фракционности, последовавших за смертью его сына и преемника Угэдэя в 1241 году, перед тем как окончательно распасться. Сам Чингисхан подорвал почти совершенное государственное устройство, проявив обыкновенную человеческую слабость, когда пошел на уступки сыновьям, недовольным решениями 1206 года. В общем-то, их недовольство было надуманное. Толуй был назначен главнокомандующим армией. Джучи заведовал всем охотничьим хозяйством. Джагатай должен был повсюду наладить исполнение Ясы, нового законодательства Чингисхана, а Угэдэй был верховным управляющим империи{466}. Но все они, кроме Толуя, были в ранге командира мингана, а таких тысячников в империи насчитывалось более чем девяносто. Им не нравилось и то, что Чингисхан использовал их как пешки в своих играх с завоеванными народами, женил на чужеземных принцессах: Угэдэю дал в жены найманку Дорегене, вдову меркита, а Толую – кереитку Сорхахтани{467}. Они даже не могли жить там, где им бы хотелось; Чингисхан сам назначал местожительство своих главных командиров, а те, в свою очередь, определяли, где жить начальникам минганов, а тысячники указывали, где жить сотникам, и т. д.{468}.

В 1209 году Чингисхан объявил новое деление империи, распределяя между сыновьями войска, земли и деньги. Система апанажей в средневековой Европе означала дарение земли или денег младшим сыновьям королей, но в Монголии принцип дарения младшему сыну применялся только в отношении наследуемых земель. Здесь Чингисхан и совершил свою самую большую ошибку. Создав централизованную бюрократию, игнорировавшую традиционные узы родства, он восстановил их под давлением сыновей.