Сначала Чингисхан распределил войска. От всей армии 44 500 воинов он выделил для своей семьи. Джучи получал 9000 воинов, Джагатай – 8000, Угэдэй и Толуй – по 5000. Хасару выделялись 4000 воинов, Бельгутаю – 1500, любимцу хана Эльджигидею – 2000, а Оэлун и Тэмуге на двоих – 10 000[49]. Мать Чингисхана обиделась, спросив: почему ей надо делиться с одним из сыновей?{469} Сыновья и братья наделялись также и землями. Джучи даровались земли на Иртыше и далее на запад, «куда только смогут доскакать наши кони», что в итоге означало завоевание всей Евразии и России. Джагатаю достались Западный Тянь-Шань и бассейн реки Тарим, а позднее он завладел Западным Туркестаном, и его владения простирались от Самарканда до государства Каракитаев. Угэдэй получил Джунгарию, западные склоны Алтая и территории на востоке и северо-востоке озера Балхаш – то есть в сущности бывшие земли найманов. Толуй, младший сын, как и полагалось по монгольским традициям, унаследовал Центральную Монголию. Отпрыски Хасара завладели землями в долинах рек Аргунь и Хайлар, а Тэмуге после 1219 года наследует вассальное государство Корею{470}. Апанажи будут называться улусами, вместе с территориями перейдут в собственность и люди в качестве подданных, луга и пахотные угодья для пропитания населения и подати для поддержания двора и достойного уровня жизни. Сама система улусов требовала перманентных завоеваний, поскольку доходы обеспечивались в основном данью{471}.
В то же время система улусов создавала и проблемы, которые перевешивали их достоинства. Хотя апанажи, дарованные сыновьям, не предназначались для того, чтобы из них в будущем выросли независимые царства, эта опасность всегда существовала, и с неизбежностью так и случилось, а мы получили еще один пример той роли, какую играют в истории непредвиденные обстоятельства. Чингисхан вследствие обыкновенной родительской слепоты утерял проницательность и дальновидность{472}. Он даровал сыновьям улусы, исходя из того, что они будут ими заниматься, развивать, возмещать затраты, однако, кроме Джучи, никто больше его надежд не оправдал. Предполагалось, что они будут также содержать войска, пополнять казну, подчиняться отцовскому надзору, но сыновьям не по нраву пришлись любые ограничения.
Чингисхан попытался разрешить проблему неповиновения сыновей и исключить возможность бунта, назначив в апанажи политических комиссаров (яргучи)[50]. Эти люди должны были стать его «ушами и глазами», проводить переписи и оценку наличной добычи и богатства с тем, чтобы доходы улусов распределять между сыновьями и центральной властью{473}. Со всей очевидностью возникали вопросы, касающиеся коррупции и растрат. Желая избежать этих трудностей, Чингисхан назначил сборщиков налогов (дарухачи)[51], которые должны были обеспечить поступление в казну 70 процентов налогов на шелк. Регулярное и организованное взимание налогов было непривычно для кочевого образа жизни (в отличие от набора рекрутов на войну) и для властей представляло серьезную проблему; сами кочевники решали ее очень просто – переезжали в другое место{474}.
Еще одну непростую проблему создавало отсутствие четких границ между улусами, из-за чего возникали споры и раздоры как между братьями, так и между братьями и местными правителями. Система улусов не действовала в соответствии с замыслами Чингисхана: ведь он же хотел властвовать со стороны и давать определенную свободу местным владыкам, пока они исправно платили подати. Альтернативой этому могла быть только дорогостоящая военная оккупация. Заносчивость сыновей тоже создавала головную боль: сановники Чингисхана неизбежно вступали с ними в конфликт, когда они чересчур рьяно защищали свой суверенитет и достоинство. Чингисхану приходилось приставлять к ним командующих гарнизонами из числа своих кешиктенов, чтобы напоминать сыновьям, кто здесь главный{475}.
В крайнем случае, непослушных отпрысков можно было вызвать на суд великого монгольского собрания (яргу), единственного органа власти, наделенного полномочиями расследовать проступки чиновников, неправомерные действия вассалов и фракционеров в государевой семье. На таких процессах в роли обвинителя обычно выступал Бельгутай, Чингисхан вызывал экспертов в стиле инквизиции, а царевичей защищали советники-адвокаты{476}. Чингисхан очень остро реагировал на любые проявления (реальные или надуманные) неуважительного к себе отношения со стороны сыновей, и не раз помощникам приходилось отговаривать его от намерений предать казни кого-нибудь из них за неповиновение.