Кешик тоже был реорганизован на более строгой и режимной основе. Десятитысячная личная гвардия была разделена на четыре очереди или смены, каждой из которых полагались три дневных и три ночных дежурства. Чингисхан постановил, что ночью должен дежурить и начальник смены; за споры с караульными назначались суровые наказания; стражник имел право задержать любого человека, «слоняющегося» без дела после наступления темноты; любого человека, осмелившегося приблизиться к царской юрте без позволения, надлежало казнить на месте. Строго-настрого запрещалось подходить к стражам и вступать с ними в разговоры; каждодневно менялись пароли и часы дежурств; разглашение паролей и времени дежурства, составлявших военную тайну, каралось смертной казнью. Все посещения в ночное время подлежали согласованию и утверждению дежурным начальником; каждая смена заступала на дежурство после предъявления соответствующих значков, которые тоже постоянно менялись с тем, чтобы исключить изготовление подделок{578}.
В кешике Чингисхана зарождались и эмбрионы гражданской службы. Одиннадцать старших штабных кешиктенов надзирали за деятельностью специализированных служб: медиков, дипломатов, переводчиков, землемеров, учетчиков, картографов, квартирмейстеров-интендантов, тайных агентов и разведчиков-аналитиков{579}. Чуть ли не с первых дней Чингисхан уже располагал шпионской сетью, или профессиональной разведкой, которая добывала информацию не только о численности, оружии и местоположении вражеских сил, но и о настроениях в собственной армии, выискивала сведения о фальсифицированных отчетах и платежах, широко практиковавшихся в средневековых армиях{580}. Ничего зазорного не было в должности квартирмейстера: присматривать за табунами лошадей и стадами коров было престижно и почетно. Кроме того, квартирмейстеры отвечали за организацию интендантства и коммуникаций, а по завершении перехода в конце дня они должны были правильно расположить становище, так, чтобы элитное войско Чингисхана было развернуто на юг, левое крыло – на восток, а правое крыло – на запад{581}. Служба в кешике была нелегкой, а промахи и ошибки чаще всего предвещали смертную казнь. Дабы она не казалась стражникам пыткой в аду, единственной компенсацией которой было осознание превосходства над армейскими чинами, Чингисхан, проявив здравомыслие, создал для них осязаемые символы «сладкой жизни». Они надевали черные
Самым действенным способом поддержания боеготовности и стражи и туменов в мирное время была охота или, вернее сказать, звериная облава, обучавшая многим тактическим приемам, необходимым на войне: сигнализации и связи на больших расстояниях, маневренности, умению окружать и загонять жертву, сжимая круг, в западню. Охота могла длиться и месяц, и три месяца и начиналась обычно с наступлением зимы. Звериная облава занимала центральное место в монгольском календаре и приносила пользу в трех измерениях: как военное учение, как заготовка провизии и как важное социальное мероприятие, развивавшее чувства органической национальной солидарности. Устроителем этого ежегодного празднества был Джучи. За малейшие нарушения протокольного регламента охоты суровые наказания предписывались в том числе и положениями Великой Ясы{583}.
Тумены выстраивались в стартовую линию, которая могла быть протяженностью восемьдесят миль. Финиш находился примерно на расстоянии ста миль, и общая площадь территории, обозначенной для звериной облавы, могла составлять несколько тысяч квадратных миль. Каждый сегмент возглавлялся командующим мингана, у которого были помощники, руководившие отрядами, разбитыми на группы в соответствии с десятичной системой. При полководце находился барабанщик, подававший сигналы только по его команде. Весь процесс имитировал военную операцию, высылались в разведку лазутчики, наносились на карту передвижения соседних подразделений на обоих флангах. По мере продвижения армии фланги сходились и образовывали полукруг. С каждым днем у животных оставалось все меньше свободного пространства, пока наконец полукруг не смыкался у финишной линии, формируя оцепление. Наступал самый ответственный момент, самым жестоким наказаниям подвергался командир, упустивший зверя из оцепления или позволивший убить его до появления хана{584}. Животные в панике носились по замкнутому кругу, окрестности наполнялись воплями обезумевших львов, оленей, буйволов.