Перед любой военной кампанией Чингисхан всегда старался собрать как можно больше информации о противнике, интересуясь буквально всем: особенностями культуры и религии, характерами представителей элиты, топографическими деталями местности, традициями и народными обычаями племен. Он выискивал слабые места. Разобщена ли элита? Есть ли недовольство среди местного населения? Есть ли претенденты на трон? Действуют ли в данном регионе отряды мятежников и повстанцев? Эти сведения поступали из разных источников: от собственных шпионов и лазутчиков, от местных бунтарей и мусульманских купцов, с готовностью предоставлявших информацию за торговые привилегии{603}
. Он создал превосходную разведывательную сеть, дополнив ее деятельной службой дезинформации.Самый простой и относительно эффективный метод мистификации противника заключался в том, чтобы раздобыть официальные печати и пергаменты и подделать письма и другие документы о передвижениях монгольских войск или мятежах{604}
. Поскольку монголам почти всегда приходилось выдерживать битвы с превосходящими силами, то Чингисхан был одержим поиском способов, как скрыть или гиперболизировать реальную численность своих войск. К примеру, он сажал на коней женщин из обоза и даже манекены, чтобы издали его армия казалась исполинской, или заставлял конюхов привязывать к лошадиным хвостам ветки ивы, поднимавшие тучи пыли. Ночью сбивать с толку противника было еще легче: он приказывал воинам нести по три-четыре факела или на стоянках зажигать по нескольку костров на каждого{605}. Разведка и контрразведка Чингисхана становилась все более изощренной и дерзкой. Первоначально малоопытные в осадах городов, монголы вскоре освоили технику осад, научились пользоваться катапультами и осадными машинами{606}.Монголы вторгались в другие земли несколькими колоннами, шедшими на приличном расстоянии друг от друга. Вперед на расстояние от тридцати пяти до семидесяти миль выдвигался мобильный отряд, сообщавший главной армии о наиболее удобных стоянках, селениях с провиантом, потенциальных местах сражений, расположении сил противника. Аналогичные отряды прикрывали главную армию на флангах и с тыла: практически было невозможно застать монгольскую армию врасплох{607}
. На марше монгольские войска шли поразительно быстро, собранно и маневренно, совершая необычайно длительные однодневные переходы, хотя их и сопровождали обозы, семьи, стада скота и отары овец.Оказавшись в глубине вражеской территории, колонны могли еще больше удалиться друг от друга в поисках травы для лошадей, но они всегда сохраняли возможность для молниеносного воссоединения в случае опасности. Эти раздельные войска выбирали для стоянок возвышенности, расставляли патрули и дозоры, поддерживали ежечасную курьерскую связь. Для предупреждения внезапных налетов монголы создавали вокруг своих лагерей чуть ли не пустыни и вводили систему сменных паролей, используя имена дежурных офицеров. Эффективность и оперативность связи между колоннами и отрядами, безусловно, были одними из условий, обеспечивавших военные успехи Чингисхана{608}
. Другим действенным фактором можно считать тактику Чингисхана обходить укрепленные города в расчете на то, что после разгрома противника их будет легче «зачистить». Но великий хан твердо верил в необходимость захвата и разграбления малых городов и селений для того, чтобы беженцы хлынули в эти большие твердыни, провоцируя панику, беспорядки и нехватку продовольствия. Тем временем вольный грабеж в селениях и малых городах поднимал моральный дух в войсках и подтверждал «демократизм» хана: в прежние времена вожди делили добычу среди аристократов-прихвостней, теперь же она принадлежалаЭто обстоятельство очень много значило, поскольку воины Чингисхана не получали жалованья, они воевали за долю в грабеже и мародерстве. Если же они лишались возможности раздобыть еду, то на марше у них всегда имелся неприкосновенный запас, состоявший обычно из двух литров кумыса, некоторого количества консервированного мяса и десяти фунтов сгущенного молока в расчете на одного человека; полфунта этой субстанции смешивались с водой, взбалтывались во фляге и употреблялись в виде сиропа или жидкого йогурта. Мясо, обычно в виде «джерки» (вяленое), хранилось под седлом, где оно «отбивалось» движениями лошади. В чрезвычайных ситуациях кочевники вскрывали вену у коня, пили кровь и перевязывали рану жильной ниткой{610}
.