Чингисхан. Человек, завоевавший мир

В кратком обзоре трудно описать все своеобразие, многогранность и гибкость монгольской военной тактики и искусность монгольских полководцев. Сам Чингисхан любил загонять противника в западню у подножия горы. После этого он отправлял отряды разведчиков обследовать проходы и ущелья в тылу противника и внезапно появлялся там, где его не ждали, со вторым войском{618}. Иногда он приказывал лучникам спешиться, провоцируя вражескую кавалерию на то, чтобы атаковать их. Прикрываясь щитами и лошадьми, лучники блокировали атаку лавиной стрел, вынуждая противника ввести в бой резервы. Тогда Чингисхан бросал на них тяжелую кавалерию, которая сминала и полностью расстраивала вражеское наступление. Для того чтобы привести противника в замешательство, Чингисхан применял и такой простой прием: гнал на вражеские колонны табуны лошадей или стада коров{619}. В триумфальном сражении с тайджиутами в 1200 году Чингисхан тоже использовал несложный, на первый взгляд, тактический ход: на одном фланге лагерь, окруженный повозками, защищали женщины и дети, в то время как на другом фланге сосредоточилась тяжелая кавалерия. Он создавал видимость слабого и отступающего центра, скрытно усиливая кавалерийское крыло. У тайджиутов было много союзных войск, позарившихся на легкую добычу: они-то и напали на лагерь, забаррикадированный повозками, рассчитывая с ходу завладеть им и разграбить. Но лагерь оказал более ожесточенное сопротивление, чем рассчитывал противник, и, когда тайджиуты и их союзники переформировались для решающего удара, с тыла их внезапно атаковала тяжелая кавалерия Чингисхана, что для них было полной неожиданностью{620}.

Любил Чингисхан загонять противника и на берег реки, окружить его с трех сторон и припереть к воде. Следует заметить, что все эти тактические перестроения и атаки совершались «молча», с использованием сигнализации флагами, боевыми знаменами и световыми вспышками. Только после команды начинать завершающий удар бешеной массовой конной атакой молчание нарушалось барабанной дробью, воплями, гиканьем и воем распаленных всадников. Монголы обладали еще одним психологическим преимуществом – от них самих и от лошадей исходило жуткое зловоние, пугавшее противника не меньше, чем истошные крики{621}. Монгольские полководцы мастерски применяли тактику двойного охвата, доведенную до совершенства во время звериных охотничьих облав, или флангового обхода крыльями на большом расстоянии от центра: этот метод позже стал называться «рогами быка» в зулусских войнах{622}. Стоит упомянуть еще одну примечательную тактическую уловку, применявшуюся, когда противник оказывался в трудном положении, но не сдавался. Монгольская армия вдруг распадалась, как бы в замешательстве; в ее рядах образовывались большие бреши, в которые сразу же направлялись вражеские отряды, пытаясь бежать. Когда через бреши проходило достаточно много вражеской конницы, монголы, по обыкновению собранные и организованные, закрывали их, и монгольский арьергард начинал играючи преследовать и добивать беглецов{623}.

Когда тактические уловки оказывались неэффективными, монголы применяли самый расхожий прием: имитацию отступления. Они создавали правдоподобную видимость деморализованного и потерпевшего поражение воинства, действительно уходили с поля боя, оставляя различные ценности, золото и серебро в доказательство того, что они не блефуют. Преследователи тогда попадали в тщательно продуманную и подготовленную засаду и уничтожались{624}. Такие ложные отступления могли длиться днями и совершаться на больших расстояниях – до сорока миль, позволяя к тому же дать отдых лошадям. Когда наступало время захлопнуть ловушку, конница противника была уже уставшая, а монгольские кони находились в превосходной форме и в полной силе{625}.

Можно ответить еще две особенности военной тактики монголов. Насколько это было возможно, они избегали рукопашных схваток. Несмотря на стереотипное представление, будто азиатские орды сминали противника массовостью армий, не считаясь с человеческими жизнями, монгольские полководцы старались свести к минимуму потери и приходили в бешенство, если победа доставалась слишком высокой ценой{626}. Далее. Современные понятия о том, что побеждает тот, кто завладел полем битвы, для них были неизвестны и бессмысленны. Победа для монголов означала истребление противника, и они в этом отношении проявляли исключительную целеустремленность и беспощадность. После завершения битвы они могли гнаться днями за отступавшим противником. Особенно важно для них было не дать возможности разгромленным полководцам перегруппироваться, переформироваться или создать новый центр сосредоточения и объединения сил{627}.