Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Версия «Кровавого кодекса»[57], разработанная Чингисханом, была, вне сомнения, жестокой, но не более жестокой, чем аналогичные законы того времени в Китае, исламском мире или в средневековой Европе. К тому же, монгольские зверства всегда утрировались враждебными комментаторами. Хотя один из способов исполнения приговора к смертной казни, конечно, отличался исключительным варварством. Лишая жертву возможности скорой смерти, монголы привязывали ее к столбу и покрывали толстым слоем жира; когда в нем появлялось достаточно личинок, они съедали человека живьем{548}. В исполнении законов Ясы всегда присутствовал элемент произвола. К примеру, монголы намного жестче поступали с насильниками, чем другие народности. Наказания за изнасилование в Средневековье варьировались от оскопления в норманнской Англии до штрафа или шестимесячного тюремного заключения в средневековой Венеции{549}. Чингисхан выпустил особый приказ-инструкцию, постановив, чтобы всех красивых женщин, захваченных в ходе военной кампании, вначале провели строем перед ним, его сыновьями и фаворитами, чтобы они могли выбрать партнерш в постель. Аналогичный приказ получили все монгольские семьи: им оказывается большая честь, если дочерей забирают в наложницы{550}. Как это можно было бы назвать, если не изнасилованием, возведенным в норму повседневной жизни? Чингисхан определил смертную казнь за прелюбодеяние среди монголов, поскольку это могло вызывать кровную вражду, но не запрещал адюльтер с чужеземными женщинами, если эта связь не нарушала гармоничное развитие монгольской нации{551}. В общем, можно сказать, что монгольские завоевания привнесли немало новых элементов в отношения между полами. В Ясе не было положений, которые запрещали бы насильственное похищение женщин. Это можно объяснить тем, что ко времени кодификации Ясы у монголов имелись полчища полоненных женщин, способных удовлетворить либидо воителей в любых объемах, тогда как до эпохи Чингисхана в условиях безудержной и ненасытной похоти насильственное похищение женщин было одной из самых страшных напастей в степях{552}.

Чингисхан решил обойтись без предписаний относительно человекоубийства и кровной вражды, которые сопутствовали и его собственным деяниям. В сфере международного права он тоже ничего не изобрел, кроме положения о том, что мир с чужеземной державой невозможен до тех пор, пока она не покорена, однако это не означало прямой и непосредственной угрозы применения силы. Чингисхан исходил из того, что все решает Бог, а поскольку он считал себя посланником Неба, то было совершенно ясно, какие могут быть приняты решения. Формула, использовавшаяся монголами в отношениях с другими странами и гласившая – «никто не знает, что с нами будет, и только Бог может это знать», – неизбежно приобрела более конкретный и практический смысл: «Сдавайся или умри»{553}. Другой аспект международного права – неприкосновенность посланников – являлся личным приоритетом Чингисхана и не имел никакого отношения к законам Ясы.

Была ли Великая Яса инструментом деспотического режима, орудием насаждения господства аристократии или новым средством управления народными массами? В этой связи возникают и другие вопросы. Не была ли Яса собранием максим, изречений и остроумных афоризмов Чингисхана, трансформировавшихся в законы?{554} И есть ли в ней народные элементы?

Ответ на последний вопрос дают многочисленные догматы, табу и установки кодекса, основанные на народных культурных и религиозных обычаях. Особое значение для монголов имело все, что было связано с едой, и именно в этой сфере мы находим прямые аналогии с народными традициями степей. К примеру, если человек давился во время еды, это означало, что в него вселился демон, предвещая смерть: изгнать его можно было только казнью{555}. Другим серьезным преступлением считалась порча еды. Монголы патологически боялись отравления; поэтому в Ясе содержалось предупреждение: если вам предлагают еду, вы не должны приниматься за нее до тех пор, пока ее не отведает сам хозяин{556}. Многие табу касались воды. Тяжелым правонарушением было выплевывать любую жидкость на землю, и целый набор указаний определял правила поведения в проточной воде. Мы уже упоминали причины, объясняющие кажущуюся неопрятность монголов: благоговейное почитание воды и запреты, касающиеся купания. Им запрещалось стирать одежду в проточной воде, хотя некоторые историки утверждают, что Яса запрещала стирку только во время грозы: грозы занимали второе место после ядов в перечне страхов{557}.