Чингисхан. История завоевателя Мира

Он отказывался подчиниться плану своею отца, который был далек от праведной цели и от пути добродетели и повторял: «Рассеять войско по всему государству и показать хвост противнику, которого еще не встретил, более того, который еще не выступил из своей земли, — это путь жалкого труса, а не могущественного господина. Если султан не решиться отправиться навстречу врагу, и вступить в бой, и пойти в наступление, и сражаться в близком бою, но будет упорствовать в своем решении бежать, пусть он поручит мне командование доблестным войском, так чтобы мы смогли обратить свои лица к отражению ударов и предупреждению нападок ветреной Судьбы», пока еще есть такая возможность, и наши ноги не увязли еще в трясине растерянности и смущения, и мы не пережеваны подобно жвачке во рту упреков и не утонули в потоке раскаяния перед всем человечеством.

Быть может, сверкающая Фортуна спит,
иначе это дело не было бы таким трудным[1083]

.

Его отец отвечал на это таю «Мера добра и зла в этом мире определена, а устройство и порядок всего, так же как беспорядок и расстройство имеет свою цель. Пока не истечет время, определенное в не имеющей начала вечности и записанное на страницах Судьбы и Провидения, и пока последствия произошедшего события не проявятся сполна, предотвращение и защита или промедление и пренебрежение будут иметь один и тот же результат в этом суровом испытании. Ибо те ничтожные меры, которые предпринимают люди в своем неведении в момент невзгод и лишений, не зная, каков будет их итог /128/ или сколько костей Империя бросит на доску, надежда на успех и процветания невозможна, и сила и слабость[1084] в этом случае имеет одно обличье. В любом совершенстве есть изъян, в любой полной луне — ущерб, и в любом изъяне — совершенство; и пока все это не достигнет своей наивысшей точки, и несчастье, которое обрушилось на поверхность земли в результате влияния небес и в особенности затронуло наши жизни, не исчерпает себя, пока его поток не иссякнет, пламя огня бедствия не погаснет, а ураган страданий не утихнет, пытаться исправить то, что было нарушено и основы чего были поколеблены, — значит прилагать усилия, и стремиться, и сражаться, и бороться без всякой пользы, это лишь напрасный труд и умножение несчастий. Ибо хорошо известно, что тот, кто дергается в петле, лишь ускоряет смерть, а от союза предположения и фантазии не родится ничего, кроме безумия.

Если руки Судьбы сомкнулись вокруг нас

, и мы мучаемся от боли, причиняемой ее жестокостью,Взглянем на небо с бесчисленными звездами, среди которых нет, однако, таких, что страдают от затмений, — только луна и солнце»[1085].

Такие споры случались у них не один раз, но султан не соглашался, чтобы его сын остался, и вынуждал его следовать вместе с ним. Когда султан Мухаммед покинул разрушенный караван-сарай этого мира, перейдя в место отдохновения мира грядущего, и из пыльных солончаков удалился в Сад Праведности, только тогда султан Джелал ад-Дин со своими младшими братьями и некоторыми другими пересек Абаскун и перебрался на материк[1086], где, как сказал поэт,

/129

/ И не сиди, опустив глаза и скрывая досадукогда на земле есть скакун, копье и надежный товарищ[1087],

он пожелал промчаться галопом по полю мужества и с помощью мудрости одержать победу над ходом вращающихся небес, в надежде, что ему, возможно, удастся сделать так, чтобы улеглась пыль волнений, поднятая Судьбой с терпящей несчастья земли и притупить меч бедствий, вынутый Провидением из ножен Притеснения.

И я не прошу ничего

, кроме великодушия,ибо это в природе свободной души, исполненной гордости.

Однако те, кто искушен в хитростях, и те, кто погружается в море истины, знают, что когда Фортуна взбрыкивает, и сбрасывает с себя свою ношу, и поворачивается спиной недоброжелательности, человеку не следует ожидать, что она вновь повернется к нему щекой преданности; или, наточив зубы жестокости и вероломства, вновь спрячет язык за мягким небом; или, ускользнув, вновь позволит себя поймать; или, свернув шею гордости, сочтет проявление доброты достаточным поощрением; или, нахмурив брови вражды и несговорчивости, раскроет губы в улыбке примирения. Ибо если она отвернулась хоть на волос, как бы ни старался человек вновь завоевать и вернуть ее расположение, не стоит ожидать, что она вновь ему улыбнется. А когда она отступает хоть на ноготь, нельзя и пальцем пошевелить, чтобы предотвратить это.