Чингисхан. История завоевателя Мира

И так ключи царства — «Ведь земля принадлежит Аллаху: Он дает ее в наследие, кому пожелает из Своих рабов»[1549] — были вложены в могущественную руку Верховного Монарха, Владыки всего человечества, Хана всех ханов, арабских и иных, Менгу-каана (да продлится его жизнь до скончания века!); и поверхность лица земли вновь украсилась и похорошела из-за его всеобъемлющей справедливости, и дела всего человечества и в особенности мусульман вновь пришли в порядок и достигли расцвета. Обстоятельства этого проявляются в событиях, которые будут описаны в следующих главах. «И мы полагаемся на милость Аллаха. Истинно, к Нему мы обращаемся за помощью».

Вату выступил из своей орды в стране булгар и саксинов, чтобы проследовать ко двору Гуюк-хана, и, прибыв в Алакамак[1550], что в неделе пути от города Каялыка, получил сообщение о /16/ смерти Гуюк-хана. Он остался там, где находился, и стал слать одного гонца за другим ко всем своим родственникам, чтобы сообщить о своем прибытии: он просил их прибыть [к нему туда]. Менгу-каан выступил из области Каракорума. А что до Сиремуна и других внуков и жен Каана, которые находились в том краю, они послали своим представителем Конкуртакай-нойона[1551], эмира Каракорума, передав с ним такое письмо: «Бату-ага[1552] всех царевичей. Что бы он ни приказал, его слово — закон. Мы соглашаемся со всем, что он посоветует и что сочтет наилучшим, и не будем возражать против этого». А что до других царевичей, [а именно] сыновей Гуюк-хана, то они, поскольку находились уже поблизости, явились к Бату раньше [остальных]. Они пробыли там день или два, а потом, не испросив разрешения, повернулись и отправились в свою собственную орду под тем предлогом, что люди, искусные в науке кам, не разрешили им задерживаться на более длительное время. Они оставили у Бату своим представителем Темур-нойона, наказав ему, когда ожерелье собрания будет полностью нанизанным, выразить свое согласие со всем, с чем согласятся ага и ини[1553].

Вскоре все царевичи собрались. От сыновей Каана прибыл Кадаган-Огул, а от сыновей и внуков /17/ Чагатая — Кара-Хулагу и Мочи[1554]. [Также прибыл] Менгу-каан со своими братьями Моге и Ариг-боке, а от эмиров — Ухатай[1555] и Есу-Бука[1556]; и из других земель прибыли эмиры и нойоны и другие царевичи и племянники Бату. Они устроили великое собрание и после пиршеств, продолжавшихся несколько дней, стали размышлять о том, что управление ханством нужно доверить человеку, который подходил бы для этого и испытал бы добро и зло, горе и радость, и вкусил бы сладость и горечь жизни, и водил бы войско в далекие и близкие земли, и прославился бы на пирах и в бою. Несколько дней и ночей они взвешивали и обсуждали это, то есть кто из царевичей из племени и рода (urugh) Чингисхана своим здравым суждением и проницательным умом подходил для того, чтобы управлять землями и охранять дороги; поскольку если бы дела Империи по-прежнему оставались в запустении, сама основа благосостояния оказалась бы опрокинута, а узлы управления ослаблены, так что их нельзя было бы привести в порядок рукой мудрости и благоразумия и немыслимо исправить /18/ обсуждением.

И ни один господин не будет потерян для нас

, но мы взрастимсреди нас юношу, чтобы он стал нашим господином[1557].

Наконец после долгих раздумий и размышлений все, кто присутствовал на том сборе, царевичи, эмиры и нойоны, пришли к решению, что поскольку Бату был старшим из царевичей и вождем среди них, ему лучше было известно, что хорошо, а что плохо в делах государства и династии (daulat). Ему решать, стать ли ему самому ханом или предложить другого. Все присутствующие согласились с этим решением и написали письменные обязательства в том, что они никоим образом не отступят от своего слова и не нарушат приказания Бату. И, завершив и закончив таким образом обсуждение, они стали пить и веселиться.

На следующий день, когда было развернуто знамя дневного света и снято покрывало тьмы, —

Такой день, что ослепил [даже] освещающее мир светило;
Его рассвет поднялся над Раем, а его ветер — дыханье Мессии.