Чингисхан. История завоевателя Мира

После смерти Гуюк-хана царевичи /76/ издали великое множество ярлыков; они участвовали в торговых предприятиях и посылали ельчи во все части земли. Более того, люди и высокого, и низкого происхождения искали для себя защиты, которую предоставляло звание ортака, и их подданные бежали от непосильного бремени[1701]. И император приказал, чтобы все ярлыки и пайцзу, изданные во времена Чингисхана, Каана, Гуюк-хана и других царевичей, находившиеся у кого бы то ни было в провинциях, были возвращены и чтобы впредь царевичи не давали устных и письменных распоряжений ни по каким вопросам, связанным с управлением доходами (masalih) провинций, не посоветовавшись предварительно с представителями двора. А что до самых важных ельчи, то они не должны были использовать более четырнадцати улагов; им следовало продвигаться от яма к яму и не заходить в те деревни и города, в которых у них не было какого-то дела; и они должны были получать не больше провизии (?ulufa), чем /77/ прочие люди. Кроме того, поскольку тирания и притеснения перешли все границы[1702], а крестьяне, в особенности, были разорены непомерными налогами (mu’unat), размер которых более чем вдвое превышал собираемый ими урожай, он повелел всем ортакам и налоговым и управленческим чиновникам (ashab-i-?amal va shughl) вести себя сдержанно[1703] по отношению к народу. Каждый должен платить сообразно своему положению и возможностям определенную для него сумму согласно расчету (bar vajh-i-mu?amalat) за исключением тех, которые были освобождены от налоговых (ти’ап) тягот распоряжением Чингисхана и Каана, т.е. из мусульман это были великие сейиды и превосходные имамы, а из христиан, которых они называли эркеун[1704], — монахи и ученые (ahbar), а из идолопоклонников — священники, которых они называют тойин[1705], /78/ — знаменитые тойины; а также те из представителей всех этих людей, что были в преклонных годах и не могли более зарабатывать на жизнь. Евреи услыхали об этом распоряжении и, поскольку в нем ничего не говорилось о них, они были сильно раздражены и раздосадованы, и они были смущены и озадачены и запустили в свои бороды руки замешательства. Вот как описывает Захир[1706] одного еврейского проповедника:

Рыжебородый муж явился и, выслушав, за бороду схватился.
Сказал он так «Мы не из их числа.
Нет места нам ни в том, ни в этом мире»

А чтобы каждый чиновник (sahib-shughl) не распределял (qismat) [налоги по своему собственному усмотрению], он ввел годичный порядок (muvaza?a), согласно которому в землях китаев богатый человек облагался налогом в одиннадцать динаров, и далее налог, соответственно, уменьшался вплоть до бедного человека, который платил всего один динар; и такой же порядок был в Трансоксании; а в Хорасане богатый платил десять динаров, а бедный — один динар. Он также повелел правителям и писцам не оказывать послаблений или снисхождений; им запрещено было брать взятки и скрывать правду или выдавать ложь за истину. А что до налога на скот (mara?i-yi-chahar-pai), который они называют купчур, то если у человека было сто голов животных одного вида, он должен был уплатить один динар, а если меньше — то не платить ничего. А если где были задолженности (baqaya) по налогам, то никто из крестьян, имеющих их, не должен был выплачивать [эту задолженность], и нельзя было их с них взыскивать. А что до купцов и ортаков, заключивших крупные сделки с Гуюк-ханом, его женой и их детьми, то он приказал заплатить им из новых налоговых доходов (az mal-i-nau)[1707].

Из всех сект и общин он более всего почитал и уважал мусульман. Именно им он оказывал наибольшие милости и именно они пользовались величайшими привилегиями. Доказательством этому может служить следующее. По случаю праздника ид-и-фитр[1708] а 650 году [5 декабря 1252] мусульмане явились к императору[1709] и расположились у главных ворот его орды вместе с главным кади Джамал ад-Миллой[1710] вад-Дином, достойнейшим /80/ из улемов, Махмудом из Ходжента (да сохранит Аллах память о нем навечно!). Главный кади встал во главе молящихся и прочитал проповедь, украшая хутбу упоминаниями об истинных халифах[1711] и о Предводителе Правоверных. И когда они закончили праздничную молитву, которая, по словам Пророка, превосходит две тысячи поклонов в Каабе, главный кади вступил в орду и, действуя как имам, произнес [в честь императора] следующие слова: