Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

После отказа Чингисхана от примирения чжурчжэньскому Алтан-хану ничего не оставалось делать, как мобилизовать все силы на отражение нападения монголов и уповать на свою эшелонированную оборонительную систему.

* * *

В мирное время структура вооруженных сил Цзинь была относительно проста. Существовали пограничные части, гарнизоны в городах и регулярные войска в Верховных воеводствах и комиссариатах, комплектовавшиеся на основании закона о призыве на действительную военную службу членов (военных поселений или общин. — А. М.) мэнъань и моукэ… Эти общины аналогичны «тысячам» и «сотням», на которые делились все подданные Чингисхана, и должны были выставлять военные отряды, насчитывавшие, соответственно, 1000 и 100 воинов.

После завоевания в 1126 году (чжурчжэнями. — А. М.) Северного Китая и с переходом на систему призыва и регулярной армии чжурчжэньские части (по преимуществу кавалерия. — А. М.) превратились в важнейшие, но не единственные[875].

Чжурчжэньские воины, помимо личного оружия (лук со стрелами, копье, меч), были снабжены орудиями огненного боя: огненными стрелами и огневыми взрывчатыми снарядами[876]. Кроме того, в цзиньской армии использовали катапульты, метавшие огромные камни, высокие осадные лестницы, подкопы, особые осадные башни с катапультами, метавшими камни и стрелы…

^{Огненные стрелы и огневые взрывчатые снаряды были на вооружении армии империи Цзинь.}

Это свидетельствовало о том, что чжурчжэни сумели вооружить свою армию по последнему слову техники той эпохи, что сыграло важнейшую роль в освобождении от гнета Ляо, в победах над Сун, в создании сначала государства, а потом империи[877].

К началу 1211 года в империи Цзинь насчитывалось более 6 миллионов мужчин призывного возраста, из которых на действительной военной службе в чжурчжэньской армии были 500 000 человек (120 000 человек — чжурчжэни, корейцы, кидании, онгуды, а остальные — китайцы). Большую часть армии составляли пехотные части[878].

Чжурчжэньская армия была готова не только к наступательным, но и к оборонительным действиям. На северо-западных рубежах империи Цзинь, на границе с монгольскими племенами для обороны от нападений последних в 1138–1198 гг. цзиньцами была выстроена первая, пограничная линия (эшелон) имперской военно-оборонительной системы[879].

Заметим, что здесь речь идет об участке Великой Китайской стены, — так называемой, «внешней» или «Новой стене»[880]. «Внутренней» же Великой стеной, речь о которой пойдет ниже, называют второй эшелон оборонительной системы, которая непосредственно «заслоняла собою Пекин, охраняемый ею от вторжения варваров»[881].

^{Походы Чингисхана и Октая (Угэдэй) в Северный Китай в 1211–1234 годах.}

«Внешняя» или «Новая стена», выстроенная цзиньцами в XII в., представляла собой сложные многокилометровые сооружения из глины вперемежку с камнями, состоящие из рядов валов (стен) и рвов, пограничных постов или фортов и крепостей[882].

Ров играл особо важную роль, так как был препятствием для конников. С внутренней стороны рва была построена стена. Пограничные крепости и заставы служили для размещения войск. Стена династии Цзинь была построена с учетом местного ландшафта — она находилась в степи. Все укрепления — основная и второстепенная стена, крепости, сигнальные вышки — располагались более разумно, чем в старых укреплениях[883].

Сформированные чжурчжэньским правительством из давно служивших солдат отряды вечных военных поселений, а также пограничные нечжурчжэньские племена, размещенные на заставах и в крепостях, прикрывавших проходы во «Внешней» стене», по мнению цзиньского Алтан-хана, должны были преградить путь армии Чингисхана, преодолевшей пустыню Гоби: задержать прорыв крупных монгольских отрядов до подхода основных чжурчжэньских сил и препятствовать просачиванию мелких отрядов противника.

* * *

Цзиньцы, ничтоже сумняшеся, возлагали особую надежду в защите своих границ на племя онгудов, многие годы несших пограничную службу на северо-западных рубежах империи Цзинь: «…они поручили им ворота стены Уткух, и это племя постоянно их охраняло»[884].

Цзиньцам было невдомек, что у вождя онгудов Алахуши дигитхури «были склонность и расположение к Чингисхану»[885]. Еще в 1204 году вождь онгудов не только тайно сообщил Чингисхану о том, что он не поддался на уговоры найманского Таян-хана напасть на улус «Хамаг Монгол» с тыла, но и фактически изъявил монгольскому хану свою покорность.