Чингиз-хан

Мерв стоял в оазисе того же наименования и служил северными воротами Хорасана и Иранского нагорья. Со взятием такого города разом открывались все пути, ведущие из Мавераннахра (Трансоксианы) в Иран. Именно благодаря выгодному стратегическому положению и отсутствию природных преград на пути в долины Мургаба и Теджена всякий завоеватель, будь он из Мавераннахра или Ирана, в первую очередь стремился захватить Мерв и уже оттуда продолжать свои дальнейшие походы. Северная половина Иранского нагорья скрывала в своем сердце огромную впадину или углубление, образованное долинами рек Атрек, Кешефруд и Герируд, из которого дорога мало-помалу довольно плавно поднималась к Кандагару и Кабулу. Таким образом, каждый завоеватель, независимо от того, шел ли он с востока или запада, принужден был продолжать свое движение до крайних пределов Иранского нагорья, не видя перед собой никаких, — ни естественных, ни созданных руками человека, — преград. Александр Македонский (как и многие другие до и после него) начал в Индии, а кончил на берегах Инда; столетия спустя афганцы, оставив родные горы, тоже смогли остановиться лишь в горах Загроса, отделяющих Иран от Месопотамии. Всем им пришлось пройти пространство между Тедженом и Мургабом. В этом причина того, что такие города, как Герат, Мерв, а еще дальше Бухара, всегда были самыми притягательными объектами экспансии, в свою очередь становясь опорными пунктами для армий завоевателей. Расположенные на перекрестке торговых путей, ведущих из Центральной Азии и Индии к побережью Средиземного моря, эти города, бывшие чаще всего объектом грабежа и разрушения на протяжении многих столетий, видели, как гибнут древние империи и возникают новые религии, и придет время, когда археология откроет миру глубокие тайны прошлого, таящиеся под землей в окрестностях Балха и Герата и в долинах Гельменда и Аму-Дарьи. Когда Туле подошел к Мерву, высланный вперед разведывательный отряд его войска неожиданно подвергся нападению со стороны двух тысяч туркменов и почти весь погиб в бою. Затем дикие туркмены-кочевники каракумских пустынь разграбили пригороды Мерва.

Два дня спустя, 25 февраля 1221 года, прибыл Туле, и первым делом его было окружение и полное уничтожение туркменских сил. Затем он лично провел разведку укреплений славного города, ожидая скорого прибытия обоза с осадной техникой и катапультами. Семь дней ушло на установку осадных машин. Все было готово к штурму, когда прискакал парламентер из города. Мерв решил сдаться.

В связи с этим в городе возникли разногласия — не все с одинаковым одобрением отнеслись к вынужденной мере. Партии мира противостояли тем, кто ратовал за упорное сопротивление. Однако сторонники мира, одержав верх в этом споре, в конечном счете погубили себя и свой город.

Туле обещал им все, о чем его просили, и огромные ворота города распахнулись. Въехав в него, он первым делом приказал горожанам покинуть Мерв и выйти за городские стены. Четыре дня подряд жители покидали город. Когда город был пуст, Туле развязал руки своим монголам. Число погибших в этой резне исчисляется в 500–700 тысяч человек — мужчин, женщин, детей (ведь в городе укрывалось много окрестных поселян), и все историки, касавшиеся этого события, не решаются называть эти страшные цифры преувеличенными.

Разделавшись с населением, войско Туле обратилось к грабежу и разрушению. Когда все было опустошено, город был подожжен. Так исчез в огне страшного пожара один из крупнейших центров ислама. Лишь пять тысяч человек чудом избежали резни, укрывшись в подвалах, тайных убежищах, даже среди гробниц городского кладбища, но позже другой монгольский отряд еще раз прочесал местность, нашел их и умертвил, довершив тем самым работу, начатую Туле.

Горько звучат строки великого персидского географа Йякута, лично увидевшего ужасную картину:

«Дворцы были стерты с поверхности земли, подобно строкам письма, стираемого с поверхности бумаги; дома стали жилищем сов и ворон. И в таких местах крику сов вторил лишь крик совы, а ветру отвечал только ветер».

От руин дымящегося ужасом и запустением Мерва Туле дошел до Нишапура. В сравнении с Мервом или Бухарой Нишапур был сравнительно молодым городом. Его выстроил царь из династии Сасанидов — Шапур I (240–270 годы н. э.), в честь которого город и получил свое имя — Нишапур, относительно недавно сельджукский султан Малик-шах выстроил в этом городе великолепную обсерваторию. Здесь жил и работал Омар Хайям, ибо культура продолжала жить и расцветать в Хорасане в те времена, когда померк и погрузился во тьму варварства Великий Рим.

Дважды в течение одного столетия городу Нишапуру довелось испытать горе и разрушение — первый раз в 1153 году его разрушили тюрки-огузы, «так что груды мертвых тел утонули в море пролитой крови», во второй раз землетрясение, случившееся за двенадцать лет до нашествия монголов, сровняло город с землей.