От расслабившихся, и частично рассевшихся на бочонки и ящики пламенных борцов за всеобщее счастье тут же раздались смешки, и даже пара довольно обидных словечек. Покосившись на августейшего здоровяка (вернее, на детонатор в его лапище), центральный «масочник» весьма нелюбезно буркнул:
— Ну?
— Обязательно было убивать светлейшую княгиню? Вы могли просто забрать архив, и оставить хозяйку доживать оставшиеся ей годы.
Счетовод Готье на это лишь насмешливо хмыкнул — не прерывая, впрочем, своей весьма благодатной в финансовом плане работы. Не дождавшись более внятного ответа, князь Агренев попробовал зайти с другой стороны:
— Второй интернационал теперь одобряет бессудные убийства?..
Сжав кулаки, правый революционер безапелляционно заявил:
— Наши руки чисты!
— О, насчет ваших я и не сомневался. Еще во времена Французской революции, у ее вождей были чистые руки — а у исполнителей их приказов чистая совесть…
Придержав вскочившего на ноги товарища, главный «театрал» силком усадил его обратно и с нажимом потребовал у князя:
— Молчите!..
Агренев сокрушенно вздохнул:
— М-да. Ну хоть скажите, кто вы такие? Или это тоже тайна?
В качестве ответа один из уголовников, небрежно поигрывающий стареньким шведским наганом, смачно харкнул в его сторону табачной жвачкой — едва не угодив своим презрением на спину сидевшего впереди подельника… То есть, конечно же, соратника. Собственно, на этом беседа и заглохла: тем более что у Готье пошла череда мелких неудач, и наблюдать за ними было гораздо интереснее, чем слушать пустую болтовню. Сначала расслабившийся от монотонных действий мужчина промахнулся мимо горловины мешка очередной пачкой десятифунтовых банкнот. Затем рассыпал следующую, не заметив надорванной бандерольной ленты — что вызвало смешки и справедливое обвинение во врожденной косорукости со стороны товарищей по партии. Пока растяпа собирал разлетевшиеся фунты, причем действуя исключительно в одиночку (видимо, остальным касаться денег запретили, во избежание случайного их «прилипания» к рукам) на стол осторожно поставили уже третий по счету ящик с архивом — вскрывая который, обладатель навахи загнал себе под ноготь здоровенную занозу и едва не сломал любимый нож. Чирикавшая где-то под крышей мелкая птаха даже испуганно умолкла умолкла, слушая его сдавленные, но весьма экспрессивные проклятья… Все эти мелкие неурядицы позволили паре дворцовых полицейских серьезно вырваться вперед в негласном соревновании с французом: пока тот перегружал содержимое предпоследнего кофра в седьмой джутовый мешок, почерковед Степан и два его добровольных помощника успешно освободили уже второй ящик из-под мандаринок. От всех конвертов, отдельных листов-записок и совсем уж крохотных писулек, свернутых для красоты в маленькие подобия папирусных свитков — вот только внук любвеобильного императора все равно остался недоволен. Шагнув поближе и тем самым опасно натянув провод своего «экспандера», он заглянул внутрь, после чего сделал знак свободной рукой — после которого последний кофр тут же закрыли и сняли со стола.
— Где фотографические негативы?
Среди уголовных рож возникло нездоровое шевеление, в ответ на которое один из «носильщиков» сместился, явно закрывая собой русского принца, а второй сделал то же самое в отношении чрезмерно любопытного блондина — чьи желтые глаза едва заметно посветлели и расфокусировались, охватывая вниманием всю стоящую напротив толпу. Там уже медленно тянули руки к засунутым за пояса револьверам и перехватывали поудобнее обрезы дробовиков… Однако триумвират революционных вождей дружно поглядел на адскую машинку, поблескивающую стеклом и сталью. Затем на пару характерно напружинившихся свитских и Шиллинга. Оценила медленно подгребающего к себе сразу несколько десятифунтовых пачек Готье, и жалкий вид бедняги почерковеда, что подхватил свой чемоданчик и суетливо теребил жилетку, распираемую небольшим брюшком — явно не зная, куда ему бежать в случае чего, и где прятаться… И решила не обострять. Левый «распорядитель» поднялся и лично сходил за большой шкатулкой красного дерева — поставив которую на стол, шепнул что-то главарю и вновь ушел, сопровождая лопоухого соратника, что уносил на своих плечах очередной «транш» на борьбу за правое дело.
— Продолжаем?
Пододвинув лакированный ящичек с грубо взломаным замочком к себе, молодой Романов подал знак возобновить выгрузку денег. Сам же, действуя одной рукой, открыл шкатулку — внутри которой, в специальных мягких держателях, покоилось дюжины три стеклянных фотопластин. Минуту просто рассматривал их, затем начал осторожно извлекать и просматривать негативы, откладывая наособицу дедушкину «клубничку». Пересортировав таким образом содержимое, он захлопнул крышку, и сдвинул ее в сторону дворцового полицейского — моментально спрятавшему добычу в дорожный кофр. Как раз вовремя: из глубины прохода к «морским» воротам, шумно пыхтя и топая башмаками, прибежал уже знакомый носильщик мешков с весточкой от третьего масочника — шумно выдохнув и утерев со лба честный трудовой пот, он во весь голос доложил: