Чиновникъ Особых поручений (СИ)

Наблюдая за тем, как сиятельный соратник перебирает ампулки сначала в своем «портсигаре», а затем и великокняжеском, Шиллинг тихонечко завидовал. Во-первых, той спокойной и жутковатой деловитости, с которой князь Агренев перестрелял кучу народа. Сам Николай, к своему стыду, выставился под пули как на параде: мало того что в полный рост, так еще и стоял на месте, словно приклееный! Удивительно, как выжил… Хотя понятно как: пока он изображал мишень на полковом стрельбище, другие воевали строго по военной науке, закономерно одержав победу над превосходящими силами врага.

— … сплошные странности, Мишель. Такой демонстративный английский след заставляет думать, что…

Во-вторых, тому, как все ловко Александр Яковлевич спланировал и организовал: каждый из его людей знал свое место и свой маневр, не нуждаясь в дополнительных командах — в отличие от остальных свитских. В-третьих, штабс-ротмистр завидовал той особой близости меж князем и Его высочеством, что он урывками слышал и наблюдал: они разговаривали не просто как давние друзья, а как равные — а подобное в сословном обществе значило очень многое. Конечно, зависть его, если можно так выразиться, была исключительно белой, ведь у него перед глазами был отличный пример того, к чему Николаю стоило стремиться…

— А-аа!!!

Дернувшись от вибрирующего вопля, прилетевшего из сумрачной глубины лабаза, греющий уши офицер зарычал-зашипел от «приятного» ощущения вбитого в грудь раскаленного штыря, по вине которого его попеременно то морозило, то бросало в пульсирующий болью жар и нарастающую слабость.

— Кх-ха! Князь, это?

— Правда иногда бывает очень болезненной, Николай Николаевич.

Внимательно поглядев на его бледную (с прозеленью) физиономию, Агренев опять порылся в хранилище полезных ампулок, досадливо качнул головой и что-то сказал телохранителю Семену, вновь замаскировавшему свой грозный «Кнут» под безобидный чемоданчик. Тот, в свою очередь, вытянул из кармана небольшую плоскую фляжечку — при виде которой штабс-ротмистр вспомнил, что именно ее содержимым и предполагалось уничтожать императорский архив.

— Это спирт-ректификат. Один глоток, не больше.

Натужно хохотнув, «измайловец» вытянул зубами пробку и присосался к узенькому горлышку. Меж тем, из глубины склада показался агреневский телохранитель, и пока князь и Его высочество слушали очень тихий доклад, Шиллинг успел еще разок причаститься обжигающе-теплой жидкости:

— Еще раз: кто они?!?

— Французская социал-демократическая рабочая партия, Ваше императорское высочество!

Подслушать что-нибудь еще про итоги допроса не дал вернувшийся на вполне приличном ландо надворный советник Долгин: одним упругим движением покинув место кучера, он кивнул одному из своих телохранителей, тут же занявшего освободившееся место.

— Архив и деньги в каюте. Илья отвезет вас к отелю и заберет багаж свитских. До отправления поезда час и десять минут… Время!

Грузно поднявшись, Великий князь попрощался с надворным советником и молча проследовал в экипаж. К нему подсел в обнимку с чемоданчиком Семен, вновь надевший очки с бесполезными стеклышками; напротив устроился еще один телохранитель, и последнее место занял военный советник Агренев. Звучный шлепок вожжей, и ландо стронулось, резво набирая ход. Шиллинг же сделал еще пару мелких глоточков спирта, переждал вспышку сухого тепла в груди — и с накатившим безразличием стал смотреть, как оставшиеся телохранители уносят вглубь лабаза жестяные канистрочки с керосином. Не удивило его и то, что обратным ходом поочередно доставили двух живых французских эсдеков, что-то им вкололи, и тут же стали устраивать обмякшие тела в очередных ящиках. Броню усталости и ноющей боли пробило только тогда, когда с лежащих возле ворот тел скинули брезент: пока долгинские «помощники» паковали труп незнакомого мужчины в клетчатом костюме, он встал, подошел поближе и отсалютовал фляжечкой тому самому «шнобеленосцу», что пытался покуситься на его любимый парабеллум.

— Сик транзит глория мунди![7]

Поглядев на знатока латыни и крылатых выражений, надворный советник Долгин недовольно осведомился:

— Николай Николаевич, вы где это спиритус вини[8]разжились?

— Степан дал.

— Мда? Вы уж потерпите до пакетбота — иначе, боюсь, вас придется на него заносить. А вам еще свидание с нашим эскулапом предстоит.

Штабс-ротмистр и сам уже чувствовал, что мир вокруг знакомо плывет, обещая скорую потерю сознания. Но гвардейский гонор был превыше всего, так что он сначала согласно кивнул, а потом вновь припал к фляжечке — в обнимку с которой его безвольное тело и уложили в четвертый по счету ящик. Минут через пять послышался характерный стук окованных железом колес по брусчатке причала: дождавшись, пока вернувшийся фургон развернется и сдаст задом в проем ворот, в нее загрузили три ящика с живой начинкой и один с мертвым английским стрелком.

— Илья, ты остаешся со мной, загрузим еще пару-тройку тел для опознания — на всякий случай.