Чёрная Армада

Со стороны я, наверное, выглядел полным идиотом. Измождённый, растерявший весь кураж и азарт, а с ними силы и надежду, человек, сидящий в кресле пилота и разговаривающий с пустотой. Любой сторонний наблюдатель сделал бы однозначный вывод: у парня отказала голова, и его нужно срочно отправить в психушку, пока он не искусал себя или окружающих, которых, кстати, нет… А, плевать, как я выгляжу со стороны! Всё равно это некому оценить, кроме загадочного невидимки.

Будто сквозняк прошёлся по рубке, и я ощутил лёгкое прикосновение к вискам. Голова закружилась, и на миг я заглянул в бездонную черноту. Потом отпустило. Затем я снова почувствовал прикосновение. Кто-то стучался в моё сознание, просил выйти с ним на контакт. В этом напоре не чувствовалось агрессии и злобы, а мне терять было нечего. Поэтому я шагнул навстречу неизвестности и слегка приоткрыл ворота своего разума. Откуда-то из морозного далека донёсся глухой голос, пробравший меня насквозь, отозвавшийся в каждой частице моего тела:

— Теряю силы… Надолго меня не хватит. Не будь дураком, у нас осталось мало времени.

— Хорошо, хорошо. Не буду…

— Расслабься, Саша. Вместе мы одолеем эту дурынду. Это я тебе гарантирую.

— Я тебе верю, Антон.

Сомнений нет — я вошёл в контакт с погибшим Антоном. Точнее, с его душой. Обычно такое почти никому не удаётся. Вернуться в мир, из которого недавно ушёл, вступить в контакт да ещё пытаться оказать помощь живым — задача невероятно трудная. Особенно когда ещё не завершился сорокадневный цикл. Ходит много легенд о таких случаях, но большинство из них — просто досужие вымыслы.

— Как ты смог вернуться, Антон?

— Нам кто-то помогает. Со стороны идёт подпитка… Но нет времени объяснять. Начинаем.

— Понял.

— Ты воск! Ты вода! Ты растекаешься по поверхности и способен проникнуть в любую щель…

Если кто-то и мог справиться с компьютером «Изумрудного странника», так это Антон. Это невероятно, но даже после смерти он делает всё, чтобы до конца исполнить свой долг.

Я растекался по чёрной поверхности стены, преградившей мне дорогу. Стена была всё такая же упругая и непреодолимая, но теперь я видел, что в ней много неровностей и трещин Я проникал в щели, заполнял их и вспыхивал зелёным огнём, подпитываясь энергией Антона. Жар растоплял чёрный лёд стены, она стекала и расползалась, но, когда уже казалось, что нам удалось проникнуть сквозь неё, нас выталкивало на поверхность и преграда вновь стояла пред нами.

— Не выходит — слишком сложно, — подал я голос.

— Пробуем дальше. Мы пробьём её.

Снова я расплавленный воск, струящаяся вода, опять я проникаю в трещины и зазоры — и снова безуспешная попытка попасть на второй уровень. Ещё одна попытка. Расплавленная лава — то, во что превращается материал стены от нашего упрямого воздействия, — восстанавливается, но уже не так быстро. Главное теперь — не терять напора. Ещё одно усилие, и стена остаётся за спиной, а мы оказываемся в потоке разноцветных струй.

— Прошли? — спросил я.

— Почти прошли. Но надо глубже, иначе мы не овладеем управлением двигательной установки.

Снова вперёд. Теперь мы уже не воск и не вода, а холодная игла, пронизывающая поток световых струй. Неожиданно нас кинуло вперёд, к какой-то огромной воронке, притягивающей к себе.

— Назад! — послышался голос Антона. Мы рванулись назад и снова застряли в потоке световых струй.

— Я не могу больше. Я ухожу.

— Подожди!

— Мы не смогли полностью овладеть кораблём. И не сможем.

— Что же делать, Антон?

— Я могу раскочегарить двигательные системы, и тогда корабль рванёт, как тот глайдер. Помнишь?

— Помню.

— И тогда вскоре от «Изумрудного странника» останется одна дырка.

— Ну так за чем же дело стало?

— От тебя тоже останется дырка. Ведь тебя, Саша, нельзя высадить. Ты останешься в этой жестянке. И умрёшь.

— Чего же мы ждём? Конечно, я согласен.

— Хорошо, приступаем… Помогай мне.

Мы снова начали пробиваться через застывший светопоток. Теперь эти разноцветные струи подчинялись нашей воле, и мы могли плести из них сложные узоры. Через некоторое время получилась картинка, вполне удовлетворившая Антона.

— Всё готово. Я ухожу.

— Спасибо, Антон.

— До встречи в раю.

— Очень остроумно, — буркнул я.

Корабль начал наращивать скорость. Теперь всё сделано, и мне оставалось только одно — любоваться пейзажем, местами, по которым я недавно пробирался с таким трудом к форту Скоулстонт, и ждать взрыва. Можно, конечно, кричать, плакать, хохотать, но ничего нельзя изменить — и мне, и кораблю осталось жить минут десять. Романтики утверждают, что выход есть из любой ситуации, были бы воля и желание жить. Реалисты знают, что это далеко не так. Сейчас я находился как раз в классической безвыходной ситуации.