Чёрная Армада

Изумрудная поверхность форта местами почернела и покорёжилась — туда пришлись удары орудий глайдеров и башенных пушек. Везде валялись обугленные трупы рагнитов, обломки воздушных боевых машин, ручные разрядники. Даже когда рагнитам было совершенно ясно, что им не выдюжить в этой схватке и остаётся только сдаться на милость победителя, они всё равно с железным упорством шли вперёд и гибли один за другим. Это даже не отвага и не самопожертвование. Это было самоубийство. При боях в помещениях форта солдатам пришлось ещё труднее, чем на поверхности. В ограниченном пространстве при поединке с Кругом суперов, даже неполным, шансы у любых, даже самых умелых вояк нулевые. Мы всегда стреляем первыми и избегаем разрядов осколков гранат. Так что если битва на поверхности ещё напоминала схватку, то в помещении она превратилась в расстрел.

— Ну что, пошли? — спросил Герт, мрачно разглядывавший с возвышенности форт Скоулстонт.

— Я пойду туда один. Рядом с Джамбодиром вам делать нечего.

— Тебя лучше проводить туда. Там могли остаться недобитые рагниты.

— По-моему, никого, кроме мертвецов, там не осталось.

— Их землякам, — сказал Маклин, — которые прилетят сюда, предстанет малоприятное зрелище… Это была отвратительная работа.

Да, отвратительная. То, что мы здесь натворили, ещё не раз будет являться нам в ночных кошмарах. К виду крови мне не привыкать — видали кое-чего и похлеще. Вспомнить хотя бы массовые религиозные самоубийства, катастрофы авиалайнеров или операции «чистый квадрат», проводимые нашими тактическими подразделениями против бандитских формирований. Но эта бойня устроена полностью нашими руками и — от чего оставался ещё более неприятный осадок — в отношении представителей иной цивилизации. У всех нас с детства головы забиты благоглупостями о дружеском первом контакте с инопланетянами, с оркестром и цветами. А здесь… Но если представить, что сталось бы с Землёй через несколько лет, не проделай мы эту грязную работу…

— Дайте часы, — попросил я.

— Твои не работают? — спросил Ковальский.

— Работают. Нужны ещё.

Маклин снял с рукава пластинку и протянул мне.

— Всё, до скорого, — махнул я рукой.

Внутри форта было сыро и неуютно. Липкая темнота, бесконечные коридоры тоска. Местами стены фосфоресцировали, это выглядело ещё неприятнее, поскольку свет был бледно-синий, неустойчивый, отбрасывающий мертвенные блики. Казалось, форт заброшен сотни лет назад и его оккупировала нечистая сила всех видов и рангов. То тут, то там попадались обгоревшие трупы. Нередко встречались развороченные, искорёженные участки: частично — результат военных действий, а частично — последствия предпринятой потом обработки форта, когда ребята уничтожали всё, что хоть немного напоминало информ-банки и где могла ещё теплиться энергоинформационная активность. Зная моих коллег, я мог быть уверен, что они не упустили ничего.

Вот и помещение, куда я попал, когда был десантирован в нейроцентр. Темнели бесформенные массы — останки рагнитов, которых я отправил к праотцам. Сейчас я испытывал к ним запоздалое сострадание, хотя прекрасно понимал, что они бы меня не пощадили и сострадания ко мне не испытали бы никогда. В их лексиконе вообще нет такого слова, а близкие по значению носят уничижительный или оскорбительный характер.

Вот знакомый спиралеобразный коридор со свисающими сверху кабелями, хрустящими под каблуками осколками. Я поскользнулся и едва не упал, проехавшись по луже маслянистого вещества. Вот и титанитовая дверь, служившая мне защитой и спасшая меня. Около неё лежал труп — это был первый рагнит, возникший в образовавшейся дыре.

Зал был слабо освещён. Я постучал ладонью по металлу машины, застывшей после того, как я срезал её гусеницу из разрядника. В помещении валялось ещё несколько трупов — это уже работа моих коллег.

Поверхность силового купола была всё такой же на ощупь (а чего ей меняться?) — казалось, под ладонями нет ничего, и всё же они не могут проникнуть за очерченную границу. Пол вокруг него был испещрён воронками штук двадцать. Рагниты ещё долго били по месту, где меня уже не было.

— Я пришёл, — громко, с вызовом произнёс я. Это выглядело глупо. Какой резон без толку сотрясать воздух? Если в Джамбодире и есть разум, он настолько невероятен, что вряд ли снизойдёт до бесед и выяснения отношений со мной.

Я положил часы на пол, шагнул к куполу и снова очутился внутри него. Но не медлил. Как солдат, бросающийся грудью на амбразуру, я рванулся вперёд и обхватил руками Синий Шар…

***

Знакомый берег. Знакомый утёс. Знакомый плеск воды. Небо сейчас было бледно-голубым с розовым оттенком. А океан синим. Его синева казалась перенасыщенной, неестественной. Это цвет Синего Шара.