Славик действительно успел помотаться по тюрьма и зонам, и потому установил в палате привычные для себя, практически тюремные, порядки. Но, как это ни странно прозвучит, для тех, кто в нашей палате находился, это было скорее благом. И не только потому, что общая дисциплина позволяла почувствовать себя в безопасности, и не давала повода санитарам устроить над кем-либо расправу. Думаю, что поддерживая порядок собственными силами, как бы в противовес больничным правилам, разрушенные изнутри психически, люди ощущали себя более цельными и способными восстановить душевные силы. Ведь настоящих психов, в традиционно-народном понимании, тут практически не было.
Например, один из моих новых соседей был обычным студентом, пока его не замучил придирками особо вредный преподаватель. Не знаю, как уж там получилось, но парень всерьез прыгал в окно с большой высоты, и помешали ему по чистой случайности. После чего, родители несостоявшегося Икара, отправили его немного подлечиться. Разумеется, ничего общего с пациентами из палаты для новичков он не имел, и больным его можно было считать довольно условно.
Еще один и вовсе прятался от уголовного преследования за то, что был пойман с героином в кармане. Да и Славик, местный наш бугор, тоже не был похож на сумасшедшего. Да, он распространял вокруг себя странное влияние, из-за которого палата всё больше становилась похожей на камеру, но внутри этой камеры царило ощущение защищенности и чувство локтя товарища. Пусть даже этот товарищ был навязан обстоятельствами.
Вместо банды безумцев я вдруг оказался в достаточно нормальной, хоть и специфической, мужской компании, держась за которую можно было спокойно пережить любые невзгоды и трудности. И я, даже не особо понимая все эти нюансы, воспрял духом.
В столовой Славик «забил» за нашей бригадой отдельный стол, не разрешая больше никому за него садиться. Это, в свою очередь, привело к тому, что отношение к нам со стороны других пациентов без особых на то причин стало уважительным — видимо обособленность во время приёма пищи неосознанно делало нас значительнее в глазах окружающих. А когда какой-то мутный здоровый тип попытался ко мне привязаться в коридоре, неожиданно возникший рядом Славик, небрежно и брезгливо взял его двумя пальцами за ворот, увёл в сторону и что-то долго объяснял, сопровождая нотации короткими, почти незаметными тычками кулаком в пузо.
И с тех пор ко мне никто даже близко не подходил.
Окончательно успокоившись и перестав постоянно думать о том, как бы мне извернуться, чтобы прожить следующие сутки, я погрузился в удивительное состояние. Продолжая общаться с товарищами по несчастью в палате, я словно бы постоянно жил параллельно и другой жизнью, в которой люди время от времени вдруг начинали источать чудесное притягательное свечение. Нет, я не видел никакого свечения глазами — люди сияли в поле зрения совсем других органов чувств. Более того, со временем я начал отличать разные формы и оттенки этого свечения у разных людей.
Наверное, именно под впечатлением подобных чувств люди во все времена бросали всё мирское и уходили в монастырь. Я ни о чём таком, понятное дело, не думал, ведь никаких духовных поисков я не вёл, но со временем желание помогать светящимся существам вокруг, создало мне весьма странный, даже по местным понятиям, имидж.
Я предельно отчётливо понимал, что многие физические болезни у светящихся людей существуют только потому, что они неправильно думали о чем-то своём, зажимая в себе тёмными сгустками собственное чудесное сияние. Пытаясь понять, что за темнота заставляет людей вокруг болеть, я совершенно неожиданно чуть было не попал в собственное недалёкое прошлое.
Каждый сгусток темноты был точной копией той чёрной дыры, что однажды чуть было не разорвала меня в мельчайшие клочья. Словно умея чувствовать чужое внимание, каждое такое пятно начинало под моим пристальным взглядом жадно пульсировать, пытаясь втянуть меня вовнутрь. Человек же, при этом, ощущал беспокойство и даже обострение своих болячек. А у меня неожиданно начиналась ломота в пальцах.
Тогда я понял, что намного правильнее будет так разговаривать с людьми, чтобы они перестали думать постоянно только о плохом. И я говорил с ними на самые разные темы, сам поражаясь тому, насколько гладко и правильно могу излагать несложные истины по-особенному успокаивающим голосом. Мне казалось даже, что не так важна тема разговора, как правильная интонация, уверенность и умение заставить слушателей следовать за своей мыслью.
И это работало! Чуть ли не на моих «глазах», тёмные пятна начинали съёживаться и распадаться на меньшие по размерам и не такие тёмные области, а люди чувствовали себя намного лучше, иногда даже уверяя меня, что ощущают, как болезнь покидает их насовсем. После нескольких таких случаев среди больных и начали распространяться слухи о том, что я владею даром исцеления.