Чёрная дыра

И не успел я опомниться, как он выхватил баночку из моих рук и ловко напрудил в неё. Я стоял в полном оцепенении, а в голове уже мелькали картинки, как по чужой моче мне ставят ложные диагнозы и начинают колоть лекарствами, от которых я просто загнусь.

— Ты что наделал? — наконец сумел сказать я. — Отдай!

— Да все нормально будет, — сказал он, ловко застёгивая штаны одной рукой. — Ты иди, я сам отнесу.

Меня захлестнула паника. Ерундовая, в общем, проблема вдруг показалась настолько грандиозной, что я готов был на всё, лишь бы вернуть свою баночку.

— Отдай! — я протянул руку, но он ловко оттолкнул её в сторону и выскочил из туалета.

Я бросился следом и почти сразу наткнулся на санитара.

— Что тут происходит? — строго спросил он, глядя вслед убегающему парню в пижаме, уносившему мою баночку со своими анализами.

— Баночку… мою… этот…, — я так разволновался, что не мог сформулировать мысль, а санитар с каждым моим бессвязным словом, хмурился всё больше.

Из туалета вышел худенький мужичок, которого я не заметил раньше и словоохотливо принялся рассказывать санитару, как было дело.

— Вот устроили цирк из ерунды, — буркнул санитар, и, обращаясь ко мне, добавил: — Как захочешь — меня зови. Я дам чистую баночку. И не надо так волноваться понапрасну.

Ближе к вечеру палату неожиданно открыли и разрешили всем выйти в коридор, а также посмотреть телевизор в специально отведенной для этого комнате. Я к тому времени устал лежать, а кроме того понимал, что если основная масса отправилась к телевизору, надо следовать за толпой, чтобы как можно быстрее примелькаться и перестать привлекать внимание.

Вместе со всеми я медленно добрел до зала с телевизором и замер в нерешительности, не зная, что делать дальше. Толпа больных вокруг вызывала одновременно сочувствие и отвращение. Многие — как правило жуткого вида старики — сидели на каталках, в грязной или застиранной-перестиранной одежде. Молодежь прятала лица за накинутыми капюшонами спортивных курток, но и при этом я отчетливо видел характерные черты и желтушный цвет лица настоящих наркоманов.

Один из психов подошел ко мне и уставился немигающим взглядом прямо мне в глаза. Мысленно я запаниковал, не зная, что делать, но он, немного так постояв, отошел, так и не сказав ни слова.

Чувствуя безнадёжную тоску, я огляделся вокруг, в надежде увидеть хоть одно нормальное лицо. Но вокруг были только страшные желтушные хари, с глазами навыкате, следами окончательной деградации в протухших взглядах и слюнями, стекающими на небритые подбородки. Это был коллектив, в котором мне предстояло провести, возможно, очень много времени. А то и остаться в нём навсегда.

А значит, следовало искать возможность адаптироваться каким-то образом и здесь.

Глава 11

Перед самым отбоем санитары разогнали больных по палатам и принялись раздавать таблетки. Я думал, что с лекарствами все будет как в известной песне — «А медикаментов груды, мы в унитаз, кто не дурак». Но медицинский персонал своё дело знал на «отлично», и попытки увильнуть от приема лекарств, были заведомо обречены на провал. Более-менее безобидным таблетки просто совали в руку, тут же вручая стакан воды, и тщательно проверяли рот после завершения процедуры глотания. С наиболее хитрыми поступали еще проще: таблетки толкли в ступке и засыпали в рот порошком, тут же обильно заливая его водой.

Потом санитары перешли в следующую палату, а у нас выключили свет и закрыли дверь.

Длинный-предлинный день наконец закончился и в окна палаты с любопытством заглянула темнота. Психи продолжали бубнить, решая свои повседневные сверхважные проблемы, а для меня щелчок выключателя словно отключил на несколько секунд защитную оболочку, и я вдруг как-то особенно трезво вспомнил о своей проблеме, что привела меня сюда. В красках, деталях и всеми своими версиями дальнейшего развития событий. На фоне нынешнего моего положения, когда в любой момент вблизи моей кровати могло появиться агрессивное человеческое существо без внутренних тормозов и без малейшего страха ответственности за свои поступки, даже самый настоящий бандит мне наверное показался бы добрым человеком, чутким и снисходительным.

Совершенно некстати вспомнилось, с каким жадным блеском в глазах меня разглядывали несколько аборигенов. А ведь им ничего не стоит бесшумно подкрасться и сделать всё, что им заблагорассудится.

Страх заставил напряженно вслушиваться в каждый шорох. Поэтому я довольно отчетливо слышал, что в разных углах идут свои собственные разговоры. Но все они касались одной единственной темы, очевидно, исключительно волновавшей всё население палаты — секса. И было в этом страстном обсуждении, складывающегося из множества жадных голосов столько животной похотливой энергии, что я внутренне содрогнулся, не в силах принять и осознать, что создания по соседству со мной, такие же люди из плоти и крови, пусть и слегка утратившие контроль над собой. В темноте меня окружала, истекающая тяжелыми звериными инстинктами, биомасса, во много раз более опасная, чем стая хищных зверей или стихийное бедствие.