Чёрная дыра

Контингент бодро отходил ото сна, и, было похоже, совершал привычные процедуры, заменявшие им утреннюю зарядку и умывание. Вскоре уже по всему помещению беспорядочно бродили самые разные люди. Можно даже было представить себе, что все происходит в обычной больнице: то там, то тут обитатели палаты останавливались и затевали разговоры, некоторые неспешно двигались мимо моей кровати, косясь любопытными взглядами на новичка, и не решаясь, видимо, подойти поближе. Но стоило приглядеться, как становилось заметным, что практически все в палате выглядят неухоженными, а то и откровенно грязными. Странные пятна на одежде, о происхождении которых не хотелось даже гадать, даже на значительном расстоянии вызывали стойкий рвотный рефлекс.

— Истину говорю вам, — проникновенным голосом сказал на удивление безликий и серый мужичок в грязной рубахе. — Всё мне подвластно в этом мире. Всё! Эти недалёкие так и не поняли, на кого подняли руку, заточив в сие узилище!

Он картинно обвел рукой палату, но на него никто не обратил ни малейшего внимания.

— Я — Бог! — радостно возвестил мужичок, видимо и не рассчитывавший на особый успех. — Кто хочет на свободу? Только скажите — я всех отпущу. Мне только пальцами щелкнуть…

Невежливо перебивая «бога» характерно зашумела, ударяясь о воду, мощная струя. Я осторожно посмотрел в ближний к дверям угол. «Удобства», оказывается, были прямо здесь, в палате, представляя собой большое ведро, в простонародье называемое «парашей». И какой-то псих, выделывая замысловатые движения тазом, пытался этими удобствами воспользоваться. Получалось у него не очень, и я поспешил отвести глаза.

«Бог», правда, в своих альтруистических побуждениях оказался настойчив.

— Иди сюда, — строго сказал он молодому парню, оказавшемуся поблизости. — Ты знаешь, кто перед тобой?

— Не-а.

— Я — Бог!

— Врёшь ты все…

— Честно. Вот честно. Смотри, я пальцы вот так сложил — это значит, что все честно.

— Отстань.

— Ты что, не веришь мне? — обиделся «бог». — А ты знаешь, что я могу тебя отсюда выпустить в любой момент? Только веди себя хорошо да попроси меня как следует.

— Да ну…, — недоверчиво сказал парень, но в его голосе я отчетливо расслышал слабую надежду на маленькое чудо.

Мне даже стало жаль его и я продолжал прислушиваться к разговору.

— Ну, ты хочешь на свободу? Хочешь поехать домой?

— Конечно!

— Смотри, — деловито сказал «бог», — все очень просто. Вот, скажи: когда ты хочешь выйти на свободу?

— Я бы и сейчас…, — робко сказал парень, но так просто сбить «бога» с толку ему не удалось.

— Число! — строго потребовал тот. — Скажи, какого числа ты хочешь выйти отсюда?

Парень беспомощно огляделся по сторонам, пошлепал губами, явно не в силах сориентироваться в календаре, и наугад брякнул:

— Тринадцатого.

— Все, решено! Я запомнил, тринадцатого ты выходишь, — твердо сказал «бог». — И можешь не благодарить — мне не трудно было.

— Спасибо! Спасибо!! — обрадовался парень, и мне показалось, что он даже хочет упасть «богу» в ноги.

За их спинами сразу двое пациентов требовали от третьего спеть песню. Тот вяло отбрыкивался, но, казалось, его сопротивление было не слишком упорным.

— Ты вчера классно пел, — наседали на него «поклонники». — Вот и пой, давай.

— Вместе? — то ли спросил, то ли предложил тот.

— Вместе! Крылатые качели!

И они затянули на три дурных голоса кто во что горазд, не попадая ни в тональность, ни в такт, про качели, которые всё летят и летят.

С одной из кроватей вдруг поднялся здоровенный детина. Высокий и широкий в плечах, настоящая мышечная машина, а не человек. Венчала эту гору мяса весьма скромных размеров голова с крохотными глазками. На каком-то детском, по внешнему виду лице, бродила глупая улыбка.

Здоровяк неспеша прошелся по палате взад-вперед, потом остановился возле одной из кроватей, повернулся и снял штаны, показав ее хозяину толстые ягодицы. Выглядело это на редкость омерзительно. Я хотел отвернуться, но дикость происходящего словно магнит притягивала взгляд.

Немного постояв, здоровяк натянул штаны, отошел в сторону, приспустил штаны спереди и принялся мочиться прямо на пол. На характерный журчащий звук никто не обратил внимания — судя по всему, такое происходило здесь регулярно. Закончивопорожняться, здоровяк вернулся на свою кровать и она жалобно заскрипела сеткой под его весом.

Я уже думал, что на этом представление будет завершено, как вдруг со стороны здоровяка в центральный проход между кроватями вылетел комок мокрого тряпья. А следом вышел и его владелец без штанов и трусов. И снова никто даже головы не повернул. Немного постояв с идиотской улыбкой, здоровяк натянул на себя тряпье, тщательно расправляя каждую складочку и выравнивая белье относительно, одному ему видимого, ориентира. И стремительным шагом вернулся на кровать.

— А вот та — моя, — послышалось от зарешеченного окна.

Я посмотрел в ту сторону.

Два человека смотрели через стекло на больничный двор и, улыбаясь, тыкали туда пальцами.

— Вот и врешь, не твоя.

— Как не моя? Я что, по-твоему, жену свою не узнаю?

— Тогда вот та — моя.

— Ты уже показывал жену.