Только оказавшись в машине «скорой помощи», я понял, что покинул такой надежный собственный дом, из которого не выходил уже много месяцев. Страх опалил грудь огнем, на лбу выступила испарина. Чужие люди везли меня куда-то в холодное бездушное место, где помочь мне равно бы не смогли, а вот обеспечить массу неприятностей — запросто. Тем более, что мелькающие за окном городские кварталы скоро сменились редкими домиками, рощицами и пустырями: мы явно ехали не в обычную клинику, а в больницу, предназначенную для лечения душевнобольных. В ужасе я смотрел то на врачей, то на уткнувшуюся в платок, жену, и понимал, что никакие разговоры уже не помогут. Меня везли в самую настоящую «психушку».
Осознав, что от меня мало что зависит, я погрузился в странный транс, словно меня оглушили, но не лишили способности понимать происходящее и содрогаться от страха. Впрочем, это продолжалось недолго. Уже вскоре мы приехали.
Страшная тяжелая дверь, в подъезде мрачного здания, явно повидавшая не только клиентов карательной советской психиатрии, но и жертв царизма, стала для меня настоящим символом безнадежности и невозможности повернуть все вспять. Я слабо дернулся, скорее инстинктивно протестуя против неизбежного, нежели пытаясь и в самом деле освободиться, но крепкие ребята в белых халатах дело свое знали безупречно. Даже не заметив моего трепыхания, они буквально внесли меня внутрь и безжалостная гильотина двери навсегда отсекла меня от прежней жизни.
Короткий коридор, двери без ручек, и вот передо мной уже другой доктор, но все с тем же поддельным участием в профессионально добрых глазах. Впрочем, мне было уже все равно. В полном отчаянии я уставился куда-то внутрь себя и не издал ни звука, пока жена снова пересказывала врачу историю моих злоключений.
— Мне все ясно, — сказал доктор, наконец, обращаясь уже ко мне. — Не хотите немного у нас подлечиться?
— Как же вы не понимаете: мне не от чего лечиться! — сказал я отчаянно. — Мне просто надо много денег. И все! Я абсолютно здоров! Почему вы этого понять не можете?
— Так я вас совсем ненадолго приглашаю, — разулыбался врач. — Полежите недельку, отдохнете, наберетесь сил и уже здоровеньким поедете домой.
— Нет, — отрезал я, как можно более грозным голосом. — Мне необходимо вернуться домой немедленно!
— Санитар! — гаркнул доктор, не обращая на мое выступление ни малейшего внимания.
Из коридора в кабинет ввалился здоровый мужик с лицом запойного пьяницы, сломанным носом и красным глазом, явно недавно пострадавшим от удара. Его огромные руки были как минимум вдвое больше моих. А мрачное выражение лица подавляло любые мысли о возможности сопротивления. Он встал позади меня, и словно даже отбросил в мою сторону холодную тяжелую тень.
— Прошу, ознакомьтесь вот с этими бумагами. Их необходимо подписать для прохождения у нас курса лечения, — сказал врач, снова обращаясь ко мне.
— Ничего подписывать не собираюсь, — упрямо сказал я, буквально кожей ощущая нависшего позади санитара.
— Послушайте меня, — спокойно продолжал врач, — я вам все объясню, и, возможно, после этого вы передумаете.
Я предчувствуя, что ничего хорошего он мне не скажет, промолчал, и уставился в пол.
— Как врач, — продолжал доктор, — я делаю заключение, что вам просто необходимо у нас полечиться. Но если вы откажетесь, мы подадим на вас в суд. И до вынесения приговора вы будете находиться у нас. Обычно на ожидание решения суда, уходит месяц.
По моей спине стекал холодный пот. Руки крупно подрагивали, а ног я и вовсе не чувствовал.
— Далее. Как правило, суд становится на нашу сторону, и это значит, что следующие шесть месяцев вы проведете здесь, на принудительном лечении. Каковое может оказаться вовсе не похожим на лечение добровольное.
Он выразительно посмотрел на меня и от этого доброго взгляда меня словно проморозило до самых внутренностей.
— А добровольно — просто отдохнете у нас пару неделек, как в санатории. Поспите, как следует. А мы за вами понаблюдаем. И все, — почти весело закончил он.
Я понял, что мне предлагают выбор без выбора. Лоб мой покрылся обильной холодной испариной. Но погрузиться в переживания мне не дали: врач понял по моему взгляду, что я «сломался» и сунул мне бумаги под нос. В наивной попытке оставить себе лазейку, я поставил намеренно странную закорючку, ни капли не похожую на мою настоящую подпись, но это никого особо не взволновало.
— Забирай, — равнодушно кивнул врач санитару, и на мое плечо легла тяжелая и твердая, как лапа годзиллы, рука санитара.
— Ты не волнуйся. Я сейчас куплю все, что необходимо и привезу, — затараторила жена, но ее голос долетал до меня словно через толстый слой ваты. Я слышал ее, но не понимал того, что она мне говорит.