Чёрная дыра

Всего голосов было двенадцать и с каждым Миша общался отдельно и персонально, умудряясь при этом подчиняться всем разом, и каждому из них — угождать. Такой вот слуга двенадцати господ. Труффальдино из Бергамо удавился бы от зависти.

Соответственно, «борец с режимом» оказался не идейным, а просто крайне исполнительным, но на заметку врачам попал довольно быстро, в результате чего и оказался не во главе митингующей колонны, а в обычном дурдоме.

Тем не менее, с ним было удивительно легко общаться, и мы проговорили всё утро до завтрака, уже не особо обращая внимания на снующих туда-сюда соседей, злобно бурчащего деда в наколках и жалобно стонущего амбала, который всю ночь оставался привязанным и теперь страдал, что не может пробежаться по палате с голой задницей.

Вскоре, правда, Мишу увели, а вернули обратно уже с заломленными руками, и тут же привязали к кровати. Оказалось, что во время свидания Миша услышал очередной приказ, разбил окно и пытался бежать. Санитары, однако, оказались быстрее и профессиональнее. Слаженной командой они выудили Мишу из окна и утащили в узилище, роль которого теперь выполняла его собственная кровать.

В очередной раз жизнь дала мне возможность убедиться в том, что человек привыкает ко всему. Это может показаться странным, но я понемногу стал даже обживаться во всей этой дикой обстановке вокруг. И кажется, начал понимать, как вести себя дальше.

Вскоре меня позвали на свидание. Жена принесла чистую неброскую одежду, как я просил, и целый пакет продуктов. Особо говорить было не о чем и я, забрав передачу, вернулся в палату.

Пакет в моих руках вызвал общее внимание, хотя ко многим больным, я уверен, регулярно приходили родственники. Странно, но я вдруг буквально кожей ощутил, как еда в моих руках гипнотизирует всех этих, в общем-то, слабо управляемых людей.

Я не стал жадничать и раздал всё, что принесла мне жена. За какую-то минуту палата опасных психов, превратилась в пародию на детсадовскую группу под Рождество: повсюду валялись обертки от конфет и пастилы. Шкурки от мандаринов и апельсинов источали одуряющий аромат, а измазанные шоколадом руки и лица окончательно дополняли картину детского праздника. Для полного соответствия не хватало только ёлки с игрушками и пианино.

Впервые за всё время я видел вокруг столько счастливых улыбок. Угостили даже тех, кто был привязан к кроватям еще со вчерашнего вечера. На несколько минут в палате воцарилась тишина, нарушаемая лишь шуршанием фантиков, хрустом сочных яблок и довольным мычанием.

Я сидел на своей кровати, умиротворенный и растроганный этой картиной, а остальные обитатели палаты потихоньку собирались вокруг меня. В эту минуту я вдруг ощутил, что всех нас объединяет какая-то незримая сила. Каждый человек вокруг казался наполненным каким-то чудным внутренним сиянием. И с каждой секундой сияние в каждом из нас становилось вся ярче и сильнее, заставляя тянуться друг ко другу.

Люди окружили мою кровать, робко присаживаясь на самый краешек или просто опускаясь на пол. Несколько человек встали позади, а когда места там не хватило — начали толпиться у спинок. Прямо передо мной никто не становился — здесь все только сидели, точно не смея загораживать для меня окно. А когда общее движение замерло, я на несколько секунд даже перестал дышать, переживая одно из самых удивительных состояний абсолютного безмятежного покоя. И очень бы удивился, скажи мне кто-нибудь в тот момент, что не видит ослепительного сияния, буквально затопившего палату.

Общую идиллию нарушил санитар. Войдя в комнату практически незамеченным, он недоверчиво хмыкнул, посмотрел с веселым любопытством на пасторальное наше собрание, и, ткнув в мою сторону пальцем, громко сказал:

— Эй, ты, святоша новоявленный! Собирай манатки. Переезжаешь в другую палату.

Глава 13

Ещё вчера я был бы раздавлен необходимостью оставлять, практически обжитое, место и начинать всё заново. Но теперь всё было иначе. Я перестал бояться темноты непредсказуемости обитателей больницы. Было лишь немного жаль, что меня лишили возможности узнать этих людей получше.

Впрочем, когда за моей спиной захлопнулась дверь и громко завизжал амбал, на которого, судя по звукам, кто-то вылил парашу из ведра, сожаление моё как-то незаметно само собой улетучилось.

В новой палате дверей не было в принципе. Передвижение и поведение пациентов тут уже никто жёстко не ограничивал, и вообще внезапно оказалось, что больница для психических пациентов, это куда более спокойное место, чем мне представлялось последние сутки.

Я быстро перезнакомился с новыми соседями по палате, удивляясь тому, что ни один из них не походил на маловменяемых пациентов из предыдущего коллектива.

— Так там же палата для новеньких, — охотно пояснил мне Славик, оказавшийся местным авторитетом. — Там всех новичков выдерживают, чтобы понять, насколько у кого кукушка улетела в дальние края.

По манере говорить и скалиться, а также оценив татуировки на руках, я сразу опознал в нём матёрого уголовника. И не ошибся.